Сергей Мельник - Возвращение
Страшно не было, но вот интерес досмотреть все до конца был. Что ж, — пожал он плечами, переводя взгляд куда‑то за горизонт на северо–восток, — надеюсь, судьба и в этот раз станет ко мне благосклонна. И я не совершил ошибки, вернувшись в Финор, давая загнать себя в этот смертельно опасный капкан ловушку.
* * *Кто я? Где я? Почему я? Сколько жизни и сколько смерти? Сколько дней и сколько ночей? Какие‑то ленты петляющих грязным змеем дорог, холод ночных стоянок, пробирающий до костей, грязная одежда, прокопченные руки и лицо дымом от костров, убогих часовых стоянок.
Все слилось в череду ровных событий. Марш, с ходу организация места встречи противника, нелюди вампиры уходят и, остается «людь» человек, один, тот кто погружает в пелену небытия сотни, уже далеко тысячи…
Сначала было жутко.
Прямо до дрожи в руках и спазмах в горле, от одной только мысли о свершенном. Потом проще. Вроде как отстраняешься, но вот уснуть я не могу. Просто не могу полноценно закрыть глаза и уснуть. Все какие‑то получасики, минутки беспамятства, когда тело само выключается от перенагрузки.
Я не могу спать.
Мне страшно.
Там во сне меня ждут тысячи и тысячи убитых мною, они просто лежат на земле и смотрят на меня, смотрят, и смотрят, и смотрят, и ждут…
Как сейчас.
Пологая низина, поросшая высокой чуть ли не по грудь травой, что сейчас скрывала в себе тысячу замотанных в шкуры дикарей пиктов, что уже никуда и ни за чем не спешат, навечно успокоив и примирив свои души.
Они мертвы, так же как и мое каменное сердце.
Дойдя до завалившейся на бок, запряженной мертвым быком одноосной тележки брезгливо сапогом начинаю переворачивать груду нехитрого скарба дикарей. Мех, ожерелья, жилы, смотанные в жгуты для луков, какие‑то черепки разбитых кувшинов, что‑то еще, непритязательные бытовые вещи… Ага!
Упав на колени, судорожно дергаю тесемки на плетеной корзине заполненной сушеными полосками оленины, парой головок смердящего непотребно сыра, каких‑то отварных клубней незнакомого мне растения, и целой пачкой твердых как камень хлебных пресных лепешек.
— Боги, Улич! — Неспешно по высокой траве ко мне подходил темный капюшон закутанного с ног до головы алхимика. — Что ты творишь?
— Ем. — Усталость чувствовалась в каждой клеточке стонущего организма.
— До лагеря никак не потерпеть? — Аль задумчиво потыкал носком сапога здоровенного дикаря в посмертии ощерившегося диким оскалом, сквозь косматую бороду и чумазые космы.
— Сколько их еще? — Сухие куски мяса разжевывались тяжело, захотелось нестерпимо пить.
— Миллионы миллионов. — Пожал плечами щуплый Аль. — Но ты ведь не об этом?
Алхимик заботливо поднял с земли один из неразбитых кувшинов, протягивая мне его, что бы я напился.
— Сколько еще нужно смертей Аль, что бы наконец началась жизнь? — Мне с трудом удалось проглотить кислющее явно еще бродящее вино из кувшина.
— Это слишком филосовский вопрос Ульрих. — Аль, как и я, уселся на труп быка, задумчиво разглядывая поле, усеянное трупами. — Это круговорот. У него нет начала и не будет конца. Одни приходят, другие уходят, нет жизни без смерти, как и нет смерти без жизни.
— Я ведь и в морду могу дать. — Продолжая работать челюстями, буднично остановил я мыслительный процесс этого естествознателя.
— Эх. — Печально вздохнул алхимик поежившись под не ласковым ветерком. — Не знаю. Разведка группировки войск Пиксквара говорит, что армия остановилась, сотни баронских дружин отказываются переходить северный рубеж. Кто‑то уже бросил оружие и подался с повинной к королю, кто‑то еще размышляет, есть и такие кто не убоялся, эти непримиримые уходят к замковым крепостям бестиаров.
— Мы остановили восстание? — Я с сомнением принюхался к сыру.
— Ты остановил восстание. — Поправил меня алхимик, забирая из рук сыр и выбрасывая его в кусты.
— Без тебя я бы не справился. — Пока Аль еще чего не выкинул, я спешно стал засовывать в рот остатки мяса.
— Я всего лишь был клинком, которым ты разил своих врагов Ульрих. — Щупленький паренек принюхался к вину, после чего все же сделал маленький глоточек.
— Угхум–ном–ном–ном! — Не согласился я с ним.
— Ты поразительным образом извратил суть земных материй! — Аль взволнованно взмахнул рукой, сделав еще глоточек вина. — Никто и никогда не мог и вообразить себе, что мое жалкое ремесло может быть столь впечатляюще, просто до омерзения смертоносным!
— Ном–ном–ном. — Пожал я плечами, забирая у него кувшинчик, что бы промочить горло.
— Конечно, по баронству еще бродят сотни разрозненных отрядов. — Аль нехотя покинул покатый бок быка, подымаясь на ноги. — Но это мне кажется, больше нас не должно касаться.
— Угу. — Я стал рассовывать по карманам заначки мяса и обломки хлебной лепешки, сухой настолько, что больше напоминала осколки стекла, чем хлеба. — Мы отработали по масштабным группировкам, основная масса либо ушла обратно, не солоно нахлебавшись, либо же легла богатым удобрением для почвы, пищей для воронья. Я выполнил свое обещание, наступление захлебнулось, и даже более того, похоже, этими смертями мы переломили хребет мятежа.
Я замолчал, еще раз осматривая с тоской в груди усеянное трупами поле. Сколько? Сердце вздрогнуло, когда холодный мозг услужливо подсказал приблизительные цифры.
Много.
Больше десятка засад, столько же если не больше ночных рейдов, мы шли по пограничью, неся в лагеря и крупные группировки войск незримую, и неизведанную смерть. Мы просто выкашивали сотни и тысячи, кто‑то падал, хрипя на марше в предсмертной агонии вместе со своим конем, кто‑то же так и не проснулся после ночи, но итог один. Ужас, черный страх и паника в умах и сердцах людей.
Меня стали бояться даже мои вчерашние друзья, так как ответа на то, что же убивает всех незримой неотвратимостью, не было ни у кого, кроме меня и юного алхимика. Но ответ и не нужен, когда результаты столь ужасающи, что их последствия, заставляют шевелиться волосы на голове от осознания той мощи и силы подвластной неизвестно кому, так как Пиксквар и бароны молчали. А гонцы многочисленных делегаций, и генералов армии короны, уходили ни с чем, потому что север упорно твердил как заговоренный: «Король знает, все вопросы к королю».
И король и вправду кое о чем догадался, так как из столицы меня нашло письмо с семьюдесятью тысячами печатями от самого Паскаля, доставленное лично для меня всего лишь с одним словом для моих глаз:
«Спасибо».
Пожалуйста.
Мне было горько и противно, нутро выворачивало, корежа мою мораль и не давая мне заснуть по ночам вереницей жутких кошмаров, но винить кроме себя мне некого. Это мое решение, мне с ним и жить дальше…
