Николай Романецкий - Конь в малине
1 июня
Вчера дал Альбине первый выходной. Сам тоже хотел было попрохлаждаться, тяпнуть водовки, типа – разрядить душу. Но почему-то поперся в клинику. Мымра Наташка весь день глазенками щупала. Зря! Твоя фамилия Птицына, бабонька, – ты пролетаешь! Никак не может, сучка синеглазая, смириться, что у нас с нею уже никогда ничего не будет. Давно бы ее за ворота отправил, да администратор она путевый, придраться не к чему. Не судиться же из-за бабских вздохов и взглядов с профсоюзом!..
А вот без Альбины как-то все из рук валилось. Самое смешное, приперлась толстуха Ерошевич, та, что на потустороннем мире помешана. Назначил ей процедуры. Не говорить же, что все ее проблемы от ожирения. Все равно не послушает, просто врача сменит.
Когда разбегались, она и говорит:
– Виталий Сергеевич, видела третьего дня вашу новую сестру.
– Ну и как вам она? – говорю. Типа, меня ее мнение оч-ченно интересует. Толстуха любит такое обращение, аж вся колыхаться начинает от удовольствия.
– Не знаю, что она за медсестра, – говорит, – но женщина она ненормальная.
– Это в каком же, – говорю, – смысле?
– Ведьма она, Виталий Сергеевич!
Я, чтобы подзадорить толстуху, и говорю:
– Не может быть, Лариса Владимировна! Ведьм, как известно, не бывает.
– Точно, – говорит, – ведьма. Рыжие и зеленоглазые – все ведьмы. Как одна!.. У меня мать в этом хорошо разбиралась. И сглаз снимала, и порчу… Мне вот, жаль, таланта не передала.
Поржал я над нею. Про себя, ясно дело… Есть же бабы, у которых на почве климакса крыша в натуре едет!
Вечером от скуки заскочил в ночной клуб, склеил там одну телочку. Рыженькую. Правда, крашеную… Фигуркой – просто амфора! Бойкая оказалась, сама меня на станок затащила. Лежу я с нею, и глючится мне, будто Альбина это, рядом. Но только на нее забрался, все, что стояло, тут же упало. А бабенку-то припекло, трясется, буфера об меня плющит – хоть морковку ей, в натуре, подавай. Зачем, говорит, пошел, коли не можешь? Я тоже торчу: с семнадцати лет ни разу не было, чтобы голованчик мне в деле отказал. Даже литр выжрешь – все равно как юный пионер: всегда готов! Короче, обозвала меня телка козлом, и разбежались мы, как встречные поезда. Ехал домой обломанный, будто наркоша без косячка. И всю ночь Альбина снилась. Что я с нею только ни вытворял. Угар угарыч! В натуре, крыша поехала – живую телку (и какую!!!) на юношеские поллюции променять…
Утром ввалился в клинику. И глючится мне, будто в кабинете моем кто-то свечу палил. Кондишн включил, но запах этот полдня у меня на ушах висел.
А так день был обычным. Но в конце дежурства забил Альбине стрелку. Типа вместе поужинать. Выпить там, потанцевать, то, сё… Однако и тут облом нарисовался. Она бы, мол, с удовольствием, да уже кое-кому сегодняшний вечер пообещала. В другой раз, мол, я в полном вашем распоряжении, то, сё…
Короче, остаток дня проторчал дома. На ужин – разогретые в микроволновке консервы. Что-то читал, что-то смотрел, а мысли за семью буграми. В конце концов взялся за дневник. Сейчас завалюсь баиньки, и пусть она мне снова приснится.
2 июня
Сегодня я с нею, наконец, поужинал.
Перечитал сейчас эту фразу и охренел: как бедны наши слова, братаны!
СЕГОДНЯ Я С НЕЮ ПОУЖИНАЛ.
Это надо кричать, а не писать.
Все получилось на полном торче. Кабак – «Околица». На столах – свечи. Отдельный кабинет. Альбинин прикид – коричневый брючный костюм. Оказывается, у нее нет вечернего платья. Завтра же подарю. И ожерельице жемчужное.
Девочка-подросток?! Где были раньше мои гляделки? Это женщина, братаны! С большой буквы – Женщина. Из семи больших букв – ЖЕНЩИНА!!! Такого в моей жизни не было. Выпивка сама в глотку не лезла, только – шампанское. И плясы. Плясы, плясы, плясы… Это я был, в натуре, юнец-подросток. Когда я клал ей руку на талию, меня едва не трясло. Типа молния в крышу била… Типа ливер наружу выскакивал…
И когда она продинамила меня после ужина, я воспринял это как должное. Разве можно ложиться в постель после одного вечера! Это счастье, которое надо заслужить. Это наслаждение, которого надо добиться!
Ах какая женщина, какая женщина! И, кажется, она в меня тоже влюбилась!
Прикажи она мне грохнуть кого-нибудь – да хоть Илюху Свидерского! – я бы и глазом не моргнул.
Как я завтра с нею буду работать? Смотреть на раздвинутые ляжки других баб? Заглядывать им в розовые вульвы?
Угар, братаны!
3 июня
Обошелся без угара. И смотрел, и раздвигал, и заглядывал. Сегодня Альбина была совсем другая. В натуре, просто медсестра-подчиненная. Пока работали. А когда прием завязали, все поехало сначала. Меня едва не колотило. Смотреть на нее – торч! Коснуться руки – отпад! И я повел ее вниз. И попытался раздеть. И тут она сказала:
– Нет, Виталий!
– Почему это? – удивился я.
– Мне нельзя.
– Ага… Просек. А когда будет можно?
– Ну, скажем через три дня.
Потом она спросила, часто ли умирают новорожденные. Решила, типа, перевести сладкий междусобойчик на профессиональные рельсы.
Я объяснил, что такие случаи нередки. Экологическая обстановка в последние полвека была – угар угарыч! Загрязненность тяжелыми металлами, нитраты, диоксин, озоновые дыры, Чернобыль, наконец!.. Мутагенных факторов – легион, и почти все они со знаком минус. Таковы законы матушки природы. В звериной стае на одного детеныша с плюс-мутацией приходятся сотни со скрытыми болезнями и явными уродствами. То же и у людей. К тому же наша гуманная цивилизация всячески ограничивает естественный отбор. Исход ясен!
– Да ведь ты и сама наверняка это знаешь, – сказал я. – На курсах вам должны были давать.
– Давали, – ответила Альбина со странной интонацией. – Сегодня я не могу с тобой поужинать. Ты не обидишься? – Она дернула меня за волосы.
– О чем базар! – пообещал я.
И вот сижу в родной хазе, выполняю обещанное.
6 июня
Три дня прошло.
Это были крутые дни. Четвертого я ходил вокруг Альбины как завороженный. Типа, кот вокруг сметаны… А вечером дал моей девочке два выходных.
Сегодня летел в клинику будто на крыльях. До начала приема оставалось время, и я не выдержал – потащил Альбину в подвал. Тамошний диванчик, в натуре, видел не одну мою любовницу, но такой он еще не видывал.
Едва я ее облапил, она сказала:
– Виталик, родненький, подожди. Нельзя мне.
– Как нельзя?! Три дня прошло?
– Прошло. Но можно не стало.
– Как это? – Я офонарел. – Ты что, больна?
– Нет, я здорова. – Ее глаза были цвета морской волны. – Ну нельзя мне!
Я вдруг въехал:
– Хочешь, женюсь? Хоть сегодня в ЗАГС пойдем.
– Не хочу.
– Чего же ты хочешь?
Она посмотрела на меня долгим зеленым взором:
– Мне нужны деньги, Виталенька.
– Завтра же увеличу зарплату. – Меня покорежило от ее слов, но я вновь взялся за пуговицы халата. – Какой оклад тебя устроит?
Она отстранилась:
– Ты меня не понял… Мне надо много денег. Очень много. У тебя таких и нет-то.
Я, типа, врубился.
– Погоди, – говорю. – Ты что, себя для миллионера бережешь? В жены денежному мешку метишь? Чтобы в первую брачную ночь ему окровавленную простыню показать?
Она головой покачала:
– Причем здесь простыни?.. Я сама хочу быть миллионершей, Виталенька.
Тут меня смех разобрал.
– Ага, – говорю. – Из медсестер прямая дорога в миллионерши!
А она так странно посмотрела на меня и говорит:
– Как знать, Виталенька, как знать… Пойдем! Через пять минут прием начнется.
И вот весь день я крышу ломал: что за игры моя девочка со мной затеяла. Я ведь не слепой, видел, как ее саму трясти начало, когда я лапаться полез. Хочет она под меня, нет базара! Так почему же не дает? Ломал я крышу, ломал да так ничего и не выломал. Дурь, в натуре!
13 июня
Игры продолжаются.
Никогда не думал, что из-за телки до такой степени крыша может поехать. Уже и платья дарил Альбине, и ожерелье жемчужное, и колечко с изумрудиком (типа под цвет глаз), и в кабак водил дважды. Полный облом! Ей по-прежнему НЕЛЬЗЯ. И всякий раз идет базар о том, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Тоже мне, открытие сделала…
Наташка, похоже, врубается, мымра, что со мной творится.
– Давай, – говорит, – я выживу рыжую, она у меня света белого не увидит, сама заявление напишет…
Не дал. И не дам!
Мылился в гости напроситься. Опять облом!.. Ее мама типа не любит мужчин. А от кого же родила тогда? От святого духа, как Мария-плотничья жена?!
Вчера в перекуре прошел странный базар.
– Хочешь, научу, как стать богатым? – Альбина – мне.
– Валяй, – говорю.
Дальше начались хихоньки да хахоньки.
Вечером, в кабаке, тоже между хихоньками, я ей сказал:
– Силой тебя взять, что ли?
Типа шутка.
А она вдруг лицом потемнела, кулачки стиснула, глаза запылали, что твои угли.
– Не советую, – говорит. – А то и с лаской больше ни к кому не подступишься!
