Питер Бигл - Последний единорог
Она повернулась к нему, пытаясь промолвить что-то, но рот не повиновался ей. Волшебник внимательно всматривался в ее лицо своими зелеными глазами.
— Ваше лицо влажно, — озабоченно сказал он. — Надеюсь, что это морская пена. Если вы стали человеком настолько, чтобы плакать, то никакая магия в мире… Нет, это, должно быть, пена. Пойдемте со мной. Пусть лучше это будет пена.
XII
В громадном зале замка Короля Хаггарда часы пробили шесть. На самом деле после полуночи прошло только двенадцать минут, но в зале было лишь чуть темнее, чем в шесть часов или в полдень. Жители замка определяли время по степени темноты. Были часы, когда зал был холоден лишь потому, что в нем не хватало тепла, и темен лишь из-за недостатка света, когда воздух был затхл и спокоен, а камни пахли стоячей водой — ведь в зале не было окон, в которые мог бы проникнуть свежий воздух, — это был день.
Но как некоторые деревья впитывают днем свет, чтобы медленно и долго отдавать его после заката, так ночью замок, все его помещения, наполняла темнота. Холод в громадном зале обретал тогда причину, спавшие днем тихие звуки просыпались и начинали топотать и скрестись по углам. А старинный запах камня, казалось, поднялся откуда-то глубоко из-под пола.
— Зажги свет, — сказала Молли Отрава, — пожалуйста, зажги какой-нибудь свет!
Шмендрик резко и профессионально что-то пробормотал. Через некоторое время по полу стало расползаться странное бледно-желтое сияние, рассыпающееся тысячью снующих и попискивающих угольков. Обитающие в замке ночные твари мерцали как светлячки. Они сновали туда-сюда, по полу метались тени, отбрасываемые этим бледным светом, делавшим тьму еще холоднее, чем прежде.
— Уж лучше бы ты не делал этого, — сказала Молли. — А ты можешь их погасить? Ну хотя бы пурпурных с… ну тем, что похоже на ноги.
— Нет, не могу, — сердито ответил Шмендрик. — Спокойно. Где череп?
Леди Амальтея видела, как лимонно-желтый в тени, бледный, словно утренняя луна, череп ухмыляется со столба, но промолчала; она молчала с тех пор, как спустилась с башни.
— Там, — сказал волшебник. Он подошел к черепу и долго смотрел в его пустые потрескавшиеся глазницы, медленно покачивая головой и тихо бормоча про себя. Молли тоже внимательно смотрела, но время от времени бросала взгляд на Леди Амальтею. Наконец Шмендрик сказал: — Ну, хорошо. Не стойте так близко.
— Неужели действительно можно заклинанием заставить череп говорить? — спросила Молли.
Волшебник пошевелил пальцами и уверенно улыбнулся.
— Существуют заклинания, которые могут заставить говорить что угодно. Великие волшебники обладали чарами, с помощью которых заставляли все на свете, и живое и мертвое, разговаривать с собой. Быть волшебником — это в первую очередь уметь видеть и слышать. — Он глубоко вздохнул, посмотрел по сторонам и потер руки. — Остальное — дело техники, — добавил он. — Ну, начнем. — Он резко повернулся к черепу, легко прикоснулся к бледной макушке и глубоким голосом скомандовал. Словно шеренга солдат, мощно сотрясая темный воздух, промаршировали слова, но… череп безмолвствовал.
— Интересно, — тихо сказал волшебник. Он убрал руку и вновь обратился к черепу. На сей раз его голос доказывал и упрашивал, почти молил. Череп безмолвствовал, но Молли показалось, что в пустых глазницах что-то шевельнулось.
В убегающем свете светляка волосы Леди Амальтеи светились будто цветок. Не выказывая ни интереса, ни безразличия, спокойно, так, как иногда бывает спокойным поле битвы, она наблюдала за Шмендриком, который все твердил и твердил заклинания перед безмолвной костью. Каждый последующий заговор Шмендрик произносил все более отчаянно, но череп молчал. И все же Молли Отрава была уверена, что он бодрствует, слушает и удивляется. Уж насмешливое-то молчание от молчания смерти она могла отличить.
Часы пробили по крайней мере двадцать девять, дальше Молли сбилась со счета. Ржавые удары еще лязгали по углам, когда Шмендрик завопил, грозя кулаками:
— Ну, ты, зарвавшееся колено? А в глаз не хочешь? — На последних словах его голос сорвался в отчаянное и яростное рычание.
— Вот это дело, — отозвался череп. — Ори. Буди старика Хаггарда. Да что там, кричи, что есть сил, — посоветовал он трещащим, словно сучья на ветру, голосом. — Старикашка, наверно, где-то рядом. Спит-то он мало.
Молли восхищенно вскрикнула, и даже Леди Амальтея подошла чуть ближе. Шмендрик стоял со сжатыми кулаками, без тени радости. Череп сказал:
— Продолжайте. Спрашивайте меня, как найти Красного Быка. Вы не ошиблись, обратившись ко мне. Я караульщик Короля, поставленный охранять путь к Красному Быку. Даже Принц Лир не знает тайного пути, а я знаю.
— Если вы действительно стражник, то почему же вы не подымаете тревоги, — не без смущения спросила Молли Отрава. — Почему вы предлагаете нам помощь, а не зовете воинов?
Череп трескуче захихикал:
— Я провел на этом столбе много лет. Когда-то я был главным оруженосцем Хаггарда, пока он без всякой причины не смахнул мою голову с плеч. Это было в те времена, когда он злодействовал, просто чтобы узнать, не это ли ему надо. Оказалось, что именно это ему нужно не было, но, тем не менее, он решил, что может извлечь некоторую пользу из моей головы и посему определил ее на караул. При таких обстоятельствах, как вы понимаете, я не столь лоялен к Хаггарду, как можно было бы ожидать.
Шмендрик приглушенно произнес:
— Объясни-ка загадку. Покажи нам путь к Красному Быку.
— Нет, — ответил череп и расхохотался как сумасшедший.
— Почему же? — яростно закричала Молли. — Что за игру…
Длинные желтые челюсти черепа так и не шевельнулись, но дикий смех умолк не сразу. Даже снующие ночные твари замерли в мятущемся свете, пока он не стих.
— Я мертв, — сказал череп. — Я мертв, и с этого столба я слежу за собственностью Хаггарда. Единственная моя радость — дразнить и выводить из себя живых, да и она-то выпадает мне нечасто. Это печально, потому что в жизни у меня был весьма вредный характер. Я уверен, что вы простите меня, если я позволю себе слегка развлечься с вами. Приходите завтра. Может быть, завтра.
— Но у нас совсем нет времени! — взмолилась Молли. Шмендрик попытался оттолкнуть ее, но она почти вплотную приблизилась к черепу и обратилась к его пустым глазницам: — У нас нет времени. Быть может, мы уже опоздали.
— Время есть у меня, — задумчиво отвечал череп. — Не так уж хорошо, когда оно есть у людей: рвись, карабкайся, отчаивайся… Этого нет, то забыли, а остальное не влезает в маленький чемодан — такова жизнь. Предполагается, что иногда вы должны опаздывать. Не беспокойтесь.