Анастасия Брассо - Поцелуй зверя
Юлия ждала, как подсудимый, признавший вину, ждет приговора. Ждала, что сейчас вот он расскажет своим дребезжащим голосом Медведю о том случае, когда она отказалась принимать участие в темном обряде. И все кончится. Она никогда не станет ангелом. Никогда не добьется цели, как обычно остановится на полдороге. Не выполнит желание Карлоса, и главное — главное! — она подведет Марка!
— Прекрасно, — тихо проговорил Велемир, точно так же, как несколько минут назад говорил сам Бер. — Прекрасно, Медведь, — повторил он. — Только у тебя там распря, — жрец кивком головы указал на входную дверь.
— Что еще тебе не по нраву, Велемир?
— Мне-то все по нраву, лишь бы боги были довольны… Только вот не по нраву твоим воинам, что жертв им мало, — невесело усмехнулся колдун. — Чуть не дерутся промеж собой за Бояну.
— Ничего.
Медведь улыбнулся, сверкнув белыми зубами между смуглых румяных губ. И, взяв за руку, подвел Юлию к Велемиру.
— Ничего, — сказал он. — Скоро будут у них еще жертвы.
Жрец вздрогнул, снова скрестив с Юлией взгляды, и быстро отвел глаза, уставившись на Медведя.
— Она? — Светло-рыжие бровки удивленно приподнялись, нарисовав на бледном лбу несколько глубоких морщин.
— Да, — довольно кивнул Медведь. — Она.
— А ты уверен в этом?
— Разумеется, — в свою очередь удивился Бер. — В чем дело, Велемир?
Велемир, не выпуская из рук круглый тяжелый амулет, висящий на груди, легким кивком поманил Медведя отойти в сторону. Они остановились друг напротив друга в затемненном углу, том самом, где на столике разложены странные предметы, испугавшие Юлию. Они говорили тихо. Но все равно в замкнутом помещении двум притихшим новичкам было слышно каждое их слово.
— Что ты знаешь о ней?
Велемир испытующе взглянул снизу вверх в темное лицо Бера.
— Что я должен о ней знать? — Медведь досадливо хлопнул жесткой ладонью по столу. — Ты все сомневаешься! — в рокочущем голосе послышался гнев. — Брат родную сестру привел, а нам каждый верный человек дорог, сам знаешь. Это ведь его кровь родная, так что же…
Велемир снова погладил кончиками пальцев круглый амулет из темной меди. Диск с вычеканенной в центре восьмиконечной звездой был таким массивным, что висел неподъемной ношей на худой, морщинистой шее жреца, непреодолимо притягивая вниз, к земле, своего владельца.
— Не кипятись, Бер, — заговорил он быстро. — Спешка и лишняя доверчивость в наших делах не лучшие помощники… Может, подождать немного? Я посмотреть должен…
— Подождать, подождать… — заворчал Медведь. — Тебе бы все ждать. Ну, добро… Пусть их отведут пока в дома, потом разберемся. Когда ты… посмотришь.
Медведь махнул рукой в сторону двери. Этот жест означал одновременно окончание аудиенции, досаду и приказание уходить. Сам он, очевидно потеряв всякий интерес к присутствующим, повернулся к ним спиной. Положил ладони на горячие камни печи и застыл, низко склонив коротковолосую голову.
Не веря такой удаче или счастью, Юлия, выходя из дома вслед за Велемиром, провожавшим их на место ночевки, поняла, что опасность миновала.
Попав на трескучий мороз из жарко натопленного дома Бера, Марк торжествующе улыбнулся. Изумрудный огонь в его глазах разгорался все ярче от отсветов оранжевых костров, отражающихся в них дикой языческой пляской.
Глава 15
МОРОКИ
Бер действительно сильно торопился. И чем настойчивее Велемир просил его не спешить и быть осмотрительнее, тем больше возрастало нетерпение Бера.
Поэтому обряд имянаречения Юлии и Марка был назначен им лично прямо на следующий же день, после прибытия новичков в поселение лютичей. Не очень понятное для непосвященных своими первоначальными причинами, внутреннее противостояние жреца и вождя было так заметно, что не укрылось даже от них. Юлия с Марком расценили как хороший знак свою неожиданную удачу. Ускоренное принятие их в члены элитной, наполовину тайной общины оказалось вызвано не их личными заслугами перед братьями по роду, а всего лишь эгоистичным желанием Медведя сделать что-то назло жрецу.
По этой же причине вечером ожидался совместный торжественный ужин. Подобные события, по всей видимости, происходили не так уж часто. И известие воспринялось общинниками с энтузиазмом, показывающим лучше чего-либо другого, насколько здешняя жизнь не отличается разнообразием.
Обряд проводили на улице. День выдался погожий. То есть такие дни обычно называют погожими люди, любящие зиму. Небо, с утра светло-серое, к полудню налилось такой редкой у нас и потому такой дорогой, великолепной лазурью. Ветер, рыскавший всю ночь пронырливым, жестоким волчонком, сейчас затих. А сухой мороз гранил на верхушках сугробов мелкие бриллианты.
Было даже не очень холодно, когда они, оба в обновках — Марк в холщовой рубахе с вышитым воротом, и Юлия — в свободном сарафане, слушали поздравления общинников. Два тканых пояса, завязанных замысловатыми узлами, привлекательно и даже элегантно смотрелись на их тонких талиях. С горящими от мороза и возбуждения щеками, они не без радости, невольно посещающей всякого, кого окружили людским вниманием, поворачивали по сторонам живописными кудрявыми головами.
А когда встречались глазами друг с другом, быстро отводили взоры, боясь не то засмеяться, не то заплакать.
Все это выглядело несколько дико. Временами очень забавно — особенно то, что Юлия упорно игнорировала свое новое имя, когда кто-нибудь обращался к ней. Величественное и властное «Всеслава» не очень вязалось с собственным представлением Юлии о себе. И становилось даже весело, тем более что Гром и Ставр, державшиеся за руки в общем хороводе, который все ускорял и ускорял головокружительное вращение вокруг двух новобранцев, не упускали случая подмигнуть Юлии, состроить уморительную гримасу Марку и вообще как-то их рассмешить. Самое интересное, что, в конце концов, им это удалось.
В доме у Бера стол был выдвинут на центр помещения. За низкими окнами темнела слепая ночь, не подсвеченная сегодня даже отблесками костров. Все были здесь, и незачем стало разводить огонь на улице, чтобы скоротать вечер.
Стоило солнцу скрыться за лесом, а луне начать свой медленный еженощный подъем, как дом наполнился несколько чрезмерным, но приятным после мороза теплом. Кругом мерцали свечи, горели весельем глаза, светились улыбки. Пахло дровами, квашеной капустой и воском. Близнецы пели зычными и довольно приятными голосами, одну за другой старинные тягучие песни. Девушки смеялись. Рьян сверкал из-под черных кудрей желто-карими глазами. А сам Медведь, находящийся в центре всего действа, излучал обаяние и власть, как отец в кругу большого семейства.
