Мария Архангельская - Девушка и смерть
Неужели и в храме для меня нет спасения? Или наоборот — раз он может играть в церкви, то не служит ли это доказательством, что к дьявольским силам он не имеет отношения? Нет, я не разберусь с этой загадкой сама, только окончательно запутаюсь.
В ближайшее воскресенье я исповедалась. Отец Микеле, мой духовник в церкви Святой Каролины, посоветовал мне побольше молиться, смирять свои суетные желания, не слушать Голоса, а если наваждение будет продолжаться — подумать об уходе от мира. А, кроме того, спросил, не обращалась ли я к врачу. Я сказала, что и Голос и музыку слышала не одна я, так что это не плод моего расстроенного воображения, но не знаю, поверил ли он мне. Из исповедальни я вышла совершенно неудовлетворённая.
* * *Осень плавно перетекла в зиму. Декабрь был дождливым, но в середине месяца похолодало и выпал снег, пролежавший два дня. Меня ввели в «Зачарованный лес» на роль одной из невест на балу, правда — во второй состав. Три недели репетиций, и после финального прогона третьего акта на сцене меня сочли пригодной. Мой дебют в лучшем, на мой взгляд, балете нашего театра должен был состояться через день. Он и состоялся, но немного не так, как планировалось.
Утро начиналось как обычно. Сеньор Флорес с сеньором Сорро проводил с нами обычный урок, когда в класс внезапно ворвался сеньор Росси.
— Мачадо заболела! — громко сообщил он.
— Вот как? — спокойно переспросил Флорес. — Что ж, вызывайте дублёршу.
— В том-то и дело, что у нас нет дублёрши! Коуту отпросилась на несколько дней на похороны родственника, а Больше Птицу у нас никто не танцевал. Нам придётся либо производить срочную замену спектакля, либо возвращать деньги.
Пока балетмейстеры переваривали это сообщение, дверь снова хлопнула и вошёл сеньор Эстевели. Было видно, что он озабочен не на шутку. Репетиция остановилась, все присутствующие во все глаза уставились на начальство, насторожив уши.
— Вы уже знаете, сеньор Флорес? — спросил директор. — Впрочем, вы наверняка ещё не знаете самого худшего. Сегодня ожидается её величество.
Кто-то рядом со мной присвистнул.
— Значит, отменять спектакль нельзя, — замогильным голосом подытожил главный хореограф.
— Да, речь может идти только о замене. И всё же, какой скандал! — сеньор Эстевели взялся за голову. — Такого в нашем театре давно не было. Сеньор Флорес, сеньор Росси, от вас зависит доброе имя нашего театра и расположение к нам её величества. Каким спектаклем можно заменить «Зачарованный лес»?
— А зачем его менять? — спросил незаметно подошедший к ним Корбуччи. — Птицу может станцевать сеньорита Баррозо. Она знает эту партию, и, поверьте, более чем достойно.
Директор, хореограф и режиссёр уставились на ведущего танцовщика Оперы так, словно впервые узнали о его существовании.
— Сеньорита… Баррозо? — переспросил сеньор Эстевели.
— Да, вот она, — и Энрике указал на меня.
— И, говорите, она знает партию? — задумчиво переспросил сеньор Флорес.
— Бред! — заявил сеньор Эстевели.
— Погодите, господин директор, — жестом остановил его Флорес и направился прямо ко мне между посторонившихся танцоров. Остальные потянулись за ним.
— Сеньорита Баррозо, вы действительно сможете сегодня станцевать Деву-Птицу? — вопросил Флорес, останавливаясь прямо передо мной.
— Я… — я затравленно оглянулась на Энрике. — Я репетировала… Я не знаю… Я…
— Да или нет?
— Она сможет, — рука Корбуччи легла на моё плечо. — И она продемонстрирует вам это прямо сейчас.
— Тогда пойдёмте на сцену, — решительно сказал главный хореограф.
— Флорес, вы уверены? — негромко спросил Эстевели.
— Мы ничего не теряем в случае неудачи, господа. Давайте попробуем.
Первый акт, где Дева-Птица не появляется, повторять не стали, а в третьем выпустили часть бала, начав сразу с появления Мага с Чёрной Птицей. По каменным лицам начальства трудно было сказать, как они относятся к моему танцу, но после окончания прогона сеньор Флорес как о чём-то само собой разумеющемся сообщил, что меня ждут в гримёрной за час до начала спектакля.
В гримёрной я была за два, но, несмотря на ранний приход, белый и чёрный костюмы уже ждали меня, так же как и гримёр. Комната, выделенная мне после перевода в солистки, маленькая, тесная, едва вмещающая стол, диван и манекены с костюмами, сегодня казалась мне особенно душной. К счастью, мне не докучали, только перед самым началом пришёл сеньор Росси, спросивший, готова ли я. Я храбро кивнула и направилась за кулисы.
Я помнила, что я испытала, впервые выйдя на сцену в одиночестве. Это было на гастролях, и — вот совпадение! — во всё том же «Лесе». Концерт выпускников не в счёт, тогда я думала лишь о том, как бы отделаться, не провалившись. А на гастролях мне достался характерный танец, и я впервые вышла на сцену, думая об оценке не преподавателей и экзаменаторов, а зрителей. Это было страшно — оказаться в центре внимания, без прикрытия товарок по кордебалету, однако я твёрдо сказала себе «надо», вышла и станцевала. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что я испытывала сейчас. Королевская опера, ведущая партия в балете, и в каком балете! И, словно этого мало — в зале присутствует её величество!
Наверное, начинающая балерина должна визжать и прыгать от радости, получив такую роль. Наверное, она должна летать по сцене, ног под собой не чуя, выкладываясь но полной программе, чтоб, не дай боже, не упустить такой шанс. Наверное… Но лично я ощущала только гнетущий страх и желание поскорей оттанцевать своё и убраться со сцены подобру-поздорову. К тому же мне постоянно казалось, что я танцую отвратительно. Даже то, что получалось на репетиции, не выходило теперь. И я постоянно ловила себя на том, что вот здесь не докрутила, тут не дотянула, вот в этом движении «падаю»… Откручивая тридцать два фуэте в третьем акте, я не удержала точку и прошлась по сцене вперёд, закончив почти над самой оркестровой ямой. Даже стук пуантов, который для публики глушит оркестр, но самим-то танцовщикам отлично слышен, сегодня казался мне каким-то особенно оглушительным. Тем не менее, как ни странно, зрители мне аплодировали. И, слушая эти аплодисменты, я понемногу позволяла себе поверить, что, кажется, не проваливаю спектакль. К счастью, о присутствии королевы я вспоминала лишь периодически, а то, наверное, вообще бы танцевать не смогла.
Наконец отзвучали последние аккорды, я вместе со всеми вышла на поклоны, ошарашенно улыбаясь и чувствуя себя, как мальчишка, на спор с приятелями прыгнувший в реку с обрыва. Ноги дрожат, сердце стучит, восторг от собственной храбрости мешается с облегчением от того, что всё уже позади. И ты даже согласен, что это было здорово, вот только повторить сей подвиг что-то не тянет.
