Питер Нейл - След исполина
— Сильно жжет! — Лицо Иллеса исказилось от боли, когда он стягивал сапог. Вся голень была исполосована и залита ядом.
— Сделай же что-нибудь! — запричитала Тайс; по ее щекам бежали слезы. — Помоги ему!
Конан посмотрел на Тайс — что еще он может сделать? Он опустился на колени рядом с юношей, чтобы получше рассмотреть рану, и вдруг вскочил, услышав дикие вопли солдат.
— Орин! О боги — Орин!
Конан ринулся на крик, убивая каждую тварь, которая попадалась на пути. В какой-то момент он столкнулся с окровавленным солдатом, который слепо брел куда-то; северянин убил его одним ударом — и это убийство можно было считать добрым делом, ведь крысы изгрызли беднягу до костей. Конан споткнулся и чуть не упал на молодого воина — тот был еще жив, но все его тело покрывал толстый слой шершней — и ему варвар обеспечил быстрый и легкий конец.
Прошло всего несколько мгновений — а каза-лось, целая вечность — и Конан уже пробирался вперед в жидкой грязи, туда, где несколько солдат бешено молотили мечами по воде. Киммери-ец рванулся вперед. Все, что он сейчас слышала, ито хриплые крики:
— Орин! О боги, о боги! Орин!
— Где он? — услышал Конан собственный крик. — Где барон?
Он вдруг увидел ладонь, сжавшуюся в кулак и уходившую под воду.
Конан нырнул в темную воду, шаря в том месте, где только что скрылась рука. Всплыв на поверхность, он закричал:
— Орин!
Затем снова нырнул, и еще раз, и еще. Он ничего не видел; все лицо его было в грязи. Но он все равно нырнул еще раз, по-прежнему безрезультатно.
— Орин!
По воде прошла рябь; из воды высунулся кончик щупальца и отвратительно запульсировал. Бормоча проклятия, Конан бросился на него и принялся рубить мечом, поднимая тучи брызг. Затем из воды показался серый слизистый обрубок — он извивался, разбрызгивая розовую кровь, а потом исчез.
С неистовой яростью Конан колотил мечом по грязной воде. Чуть впереди из воды вдруг показался покрытый пеной глаз на стебельке; он замер и холодно посмотрел на киммерийца; вслед за ним на поверхность вылезла трубчатая конечность с отверстием на конце, полным острейших зубов. Северянин с яростным воплем рванулся вперед, чтобы уничтожить тварь…
— Конан! — проревел кто-то у него за спиной. Варвар остановился. Его сердце стучало так гулко и быстро, что он почти ничего не слышал.
— Конан! Назад! Во имя Митры — сейчас же! Варган!..
— Там Орин! — Северянин обернулся к нему. — Мы должны спасти его!
— Он погиб. Все кончено. Мощная длань Варгана потянула его назад.
— Мы ничем не сможем ему помочь. Он погиб, Конан. Его больше нет…
Киммериец тряхнул головой, медленно выбираясь на сушу.
— Он был моим другом, — словно про себя пробормотал он, с трудом преодолевая отчаяние. — А я ничего не сделал, чтобы спасти его!
Бородач стиснул его руку.
— Ты сделал все, что мог, клянусь Митрой! И он был моим другом тоже. Мы отомстим за него!
Северянин слышал звуки капающей воды — капли болотной воды срывались с волос, с лица, с кончика меча, и падали в трясину.
— Да, — произнес он жестким, изменившимся голосом. — Месть — это единственное, что достойно мужчины! Мы отыщем того, кто сделал это с Орином… со всеми нами… И, клянусь Кромом, мы отомстим!
Глава седьмая
Жизнь
Конан долго сидел на склоне холма, предаваясь невеселым мыслям и воспоминаниям; мускулы его болели от напряжения, окровавленный меч лежал рядом. Сгущались сумерки, и в лесу и на болоте становилось темно. За его спиной возле костров сидел горстка людей, уцелевших в последней битве — Варган, Болард, Иллес, Тайс и около тридцати солдат.
Долгий бой был окончен. Болотные монстры уползли в свои тайные логовища сразу после смерти Орина; собственно, его смерть и была целью их нападения. Теперь по всему болоту высились кучи изуродованных тел — они покрывали все топи, безголовые, безногие и безрукие, пропитанные кровью, они усеивали склоны всех холмов, многие застряли в ветвях и кустарнике — тела воинов Сафада и ненадолго оживших наемников лежали вперемежку с кусками болотных тварей. А раненые — их жуткие хриплые крики наполняли воздух — вызывали у других такую же дрожь, как предсмертный крик и шум битвы.
Варган подошел к Конану, остановился возле него и постоял немного.
— Пойдем, нам нужно поговорить — произнес он тихо.
Северянин тяжело вздохнул, взглянул на Варгана и поднялся на ноги. Они уселись у костра. Есть и пить было нечего — все пропало в бою.
— Наши люди вскипятили воду, — проговорил Варган, — и зарезали нескольких лошадей на мясо. Скоро будет еда.
Вскоре в лагере стало тихо. Повсюду распространился запах лошадиного мяса и изможденные солдаты жадно принялись за еду. Разговаривали мало. Пламя в небольших кострах дрожало — пламя словно задыхалось во влажном ночном воздухе. Раненые затихли — одни погрузились в судорожный сон, другие заснули сном вечным. Время от времени с болота доносился неожиданный всплеск или хлюпанье и все тут же поворачивали головы и хватались за рукояти мечей.
Конан повернулся к Варгану и негромко произнес:
— Нам нужно решить, что делать. Мы не можем оставаться здесь, а то скоро умрем с голоду и сойдем с ума. Ты представляешь хоть примерно, сколько человек осталось в живых?
Бородач с сомнением покачал головой.
— Ну, около тридцати.
— Не больше?
Варган снова покачал головой.
— Тридцать, — изумленно пробормотал Копан, — пару дней назад у нас было пять тысяч.
— Я уверен, что Усхор не оставит нас в покое. Его тень все время висит над нами, вызывая у нас бессмысленную ненависть и раздражение по отношению друг к другу.
— Мы должны решить, кто поведет нас, — сказал Конан. — Может быть, ты, Варган?
— Я бы предпочел, чтобы ты, — возразил тот. — И, уверен, Орин согласился бы со мной. Я говорил с остальными — они тоже так считают.
— Постой! — внезапно вскинулся Конан. — А где Болард? Его убили?
Он вскочил и стал осматривать сидящих вокруг костров, выискивая блеск черного шлема.
Словно услышав свое имя, у дальнего костра поднялся Дестан Болард и посмотрел на киммерийца. Дрожь негодования пробежал по его телу. Столько смелых людей погибли, а этот негодяй — жив.
Болард бесшумно двинулся к Конану; воины молча провожали его взглядами.
Конан напряженно ждал. Варган поднялся на ноги; Иллес, не вставая, завертел головой. Тайс вдруг затихла и тоже уставилась на коринфий-ца. И даже раненые подняли лица — изможденные, серые, исполосованные шрамами — чтобы увидеть, что происходит.
