Пэт Ходжилл - Маска бога
Кузина, как обычно, не ответила, но ее теплые руки вопросительно всплеснули.
— Ну, сперва там был волосатый голый мужчина, измазанный, будто упал в костер. Он повернулся — лицо сожжено, глаза выкатились. Потом обугленная плоть осыпалась, и у моих ног клацнули упавшие черные кости. Холодный ветер взметнул лоскуты кожи, словно взлетели ночные бабочки. Я не могла отделаться от ощущения их крыльев на своих губах, даже чувствовала вкус, но потом забыла об этом, потому что за спиной что-то было. Знобящая тьма, огромная, как гора, глаза — пещеры… Нет. Пустые глазницы аррин-кена, ослепленного пылающими углями в Зале Мастера, которому как-то удалось спастись. Снежные Пики обернулись гигантским припавшим к земле котом, и я была под его лапой.
«В Хмарях, у пропасти, ты избежала моего суда, — сказал он в моем мозгу. Так холодно, так безнадежно горько, как зимний ветер, несущий хлопья пожара. — Но эти горы мои».
Я хотела поспорить с ним, как с Иммалаем, сказать, что поступала только так, как должна была, чтобы выжить и сохранить честь, не нуждаясь в помощи никого из его породы…
Но Серод продолжал отвлекать мое внимание. Видишь ли, все это время я слышала его хныканье. Я знаю, он в беде и моя обязанность вытащить его, но он все ноет, ноет, ноет, так что мне придется стукнуть его! Но по крайней мере он все еще жив….
Ох! Я и забыла — а ты нет, да?
Вспомнив об этом, девушка окончательно проснулась в теплых объятиях мертвого знамени Эрулан со щемящим чувством потери.
«Нас так мало осталось…»
Ночью Жур незаметно заполз под гобелен и теперь спал, свернувшись клубочком, прижавшись потеснее к хозяйке и засунув голову ей под подбородок. Погладив барса, Джейм заметила, как округлилось его брюшко, — судя по всему, он плотно поел. Рука всколыхнула со шкурки кота странный запах, дикий, мускусный, как у аррин-кена Иммалая, но вдобавок еще и слабо отдающий жженным волосом.
Опаленный кот… Был ли это сон, или ее спящим сознанием воспользовались — слепой учил слепого охотиться? Аррин-кен может прекрасно помогать своему «младшему брату» — как уже случалось прежде, — но не все из этих больших бессмертных животных расположены к ней по-доброму, как Иммалай, тем более если она залезла на чужую территорию. Не один голос из хора там, у расселины, хотел, чтобы она прыгнула. Жур зарычал во сне. — Эй! — прикрикнула Джейм.
Барс цапнул ее. Девушка замерла, чувствуя сквозь воротник шерстяной рубахи острые зубы и горячее дыхание на своем горле. Его глаза, которые она видела чуть сбоку, выглядели, как черные полыньи во льду.
— Э-эй, — снова произнесла она, слегка нараспев. Жур вздрогнул, разжал челюсти и с упоением принялся облизывать подбородок девушки. Язык был очень шершавый.
— Котик, — сказала она, отстраняя его, — ты провел ночь в плохой компании.
За все это время шанир ни разу не пошевелился, хотя его тусклые глаза и были открыты. Когда его толкнули, он вяло сел. Упал ли он духом от безысходности или настолько углубился в себя, что не обращает внимания ни на что вокруг? Его тонкие руки покрылись гусиной кожей. Джейм стянула свою верхнюю кофту с разорванным воротом и осторожно набросила ее на юношу, следя за тем, чтобы к его голой коже прикасались только перчатки. С нее довольно и льняной да защитного рукава. Кстати, бойцовское приспособление она и не собирается снимать, ведь мастер-убийца из Гильдии может быть еще где-то поблизости, хотя где уж нитяной кольчуге тягаться с Костяным Ножом.
А что до снов, так плач Серода убедил ее в том, что если она прибудет в Рестомир и притащит туда лекаря, то так будет лучше. К счастью, заставить Киндри вернуться тем путем, что он пришел, оказалось легче легкого: стоило только поставить его на Новую Дорогу, повернуть, дать пинка, и он зашагал на север, не замечая, куда идет, — да похоже, его это и не беспокоило.
По лощине все еще плыли клочья тумана, но ни в одном из них не угадывался облик бродячего призрака. Или это тоже был сон? Однако в кармане Джейм все еще лежал искривленный уголек. Она сохранит его, чтобы напоминать себе, что в этих глухих местах любые необыкновенные вещи могут оказаться реальностью.
За день ощущение присутствия Отравы и слепого аррин-кена ослабело. В конце концов, оба они кенциры, такие же чужие в этом мире, как и она сама, даже если последний и пометил всю цепь этих гор как свою, как Иммалай — Хмари, и командует этой низиной. Эта земля — не их. «Все равно, — думала Джейм, — слепого кота наверняка даже не существует». Сны и раньше подшучивали над ней.
Как и воображение, если уж говорить об этом. Вот и сейчас: весь день она продолжала ловить проблески, напоминающие хижину Земляной Женщины, хотя домик больше не показывался так четко, как на поверхности утеса. Расположение листьев, веток, теней лишь намекало на присутствие резных косяков или усыпанных знаками иму стен, и картинка исчезала, стоило только посмотреть на нее в упор. «Все это только нервы», — решила девушка. В конце концов, на что это похоже, почему лачуга не отстает от нее в этих дебрях? Невероятно. В таком случае не помешало бы воображению быть менее ярким: при каждой вспышке образа призрачная дверь раскрывалась все шире.
По большей части дорога шла в стороне от реки, так что деревья и кустарники скрывали идущих от противоположного берега. Тем не менее Джейм с удовольствием подыскала бы другой путь, повыше, более защищенный, если бы не путешествовала кое с кем, чьи сапоги вчера в роще съела земля. Вероятно, лекарь умел исцелять собственные раны, хотя даже и не пытался предотвратить их, совершенно не обращая внимания, куда ступает. За ним тянулись кровавые следы — отпечатки ног, и Джейм уже подумывала, что до Рестомира она будет вынуждена волочь его на себе.
Новая Дорога соединяла между собой Крагген, Темную Скалу, Валантир и Рестомир, замки Комана, Даниора, Ирана и Каинрона соответственно. Темная Скала, крепость-близнец Глуши, должна быть неподалеку. Восточный берег уже был гол — деревья спилены, трава скошена на корм скоту, там и тут он осыпался, размытый и выветренный. Но шанир едва волочит ноги, так что на ночлег придется становиться, не доходя до замка Даниора.
Киндри, завернутый в знамя Эрулан, уснул мгновенно. Джейм сидела, поддерживая огонь и дожидаясь Жура, опять отказавшегося от сырных корок и ускользнувшего, лишь только к нему повернулись спиной. «Если он научился быть более самостоятельным, — говорила себе девушка, — то это только здорово, невзирая на то, кто его учит».
Мысль о наставлениях напомнила об Отраве.
«Для такой умной особы, — сказал он за секунду до того, как ворвалась добравшаяся до него толпа, — ты необычайно невежественна. Как жаль, что у меня никогда не будет шанса обучить тебя».
