Светлана Дениженко - Потерянные во времени
Генри, словно припечатанный к земле — сидел, раскрыв рот от удивления и шока, полностью поглощенный развернувшимися вокруг него событиями. Да и Ловелу стало не по себе. Грозовые облака закрыли солнце, молнии желтыми, бордовыми, серебристыми, а изредка даже зелеными всполохами чертили узоры, пробивались сквозь завесу тьмы. Гром резвился в поднебесье, оглушая своими раскатами землю. Ветер порывистый и холодный бил по щекам, проносился мимо и, возвращаясь, кружил над ними в бешеном ритме. Природа сходила с ума, а маги вели молчаливый бой. Не отрывая друг от друга взгляд, подчиняли волю и выворачивали душу соперника наизнанку.
Битва разума, чувств, внутренней силы…
Луиза побеждала, Ловел это видел по её глазам, ликующие лучи прыгали в них, словно солнечные зайчики по подоконнику в погожее утро.
Вокруг Энджа собирался смерч. Темная массивная туча, выпуская, словно щупальца серые лапы, вновь вбирала их в себя. Ветер, повизгивая, вздымал пыль выше деревьев, срывал листья, сминал траву, вырывал её с корнем.
Очень хотелось убежать, спрятаться, избежать того, что происходило на его глазах, но Ловел не мог даже — шелохнутся. Вспомнились строчки писания, когда-то в юности прочитанные им:
"Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною…" — имена эта картина сейчас рисовалась перед его взором.
Лура шмелем носилась по дому Ловела. За каминной полкой она ничего не обнаружила и решила, что возлюбленный просто забыл и переложил кисет в другое место. Но куда? Она заглянула везде, где только могла, в каждую щель, ощупала каждый уголок. Лея в недоумении смотрела на девушку, которая на её глазах почти разобрала камин. Она сама впустила Луру в дом, когда та с силой постучала в дверь и сообщила, что пришла по поручению Ловела и должна найти очень важную вещь.
Хотя в услугах Леи уже несколько дней не нуждались, она все же каждое утро приходила сюда — убирала, готовила обед и ждала возвращение хозяев. За полгода, что прошли очень быстро, женщина привязалась к этой семье. И поскольку её услуги были оплачены на несколько месяцев вперед, считала своим долгом продолжать службу в этом доме.
— Послушайте, Лура, вы уверены, что эта вещица вообще была здесь? Сколько работаю тут, ни разу не видела никакого кисета.
— Это ничего не значит, Лея. Он не послал бы меня сюда, если бы… или послал бы? — вдруг спохватилась она, затем, ответила как бы самой себе. — Нет, он сказал:
"Это расписанный золотом кисет, ты его сразу найдешь за каминной полкой…" — произнесла она, зажмурившись, и протянув руку за полку — нащупала там холщевый мешочек. Улыбнулась, вытащила его и счастливо прижала к груди, затем потянула, развязывая:
— Я же говорила! Вот и монетка на месте!
— Но… это же…, это…
Лея не успела договорить, как её прервал сильный раскат грома. На небе не было ни облачка. Они обе выбежали на улицу и тут увидели на восточном краю неба — зловещую черную тучу. Она словно чернильное пятно торчала уродливой кляксой на гладкой синеве небесного озера и сверкала разноцветными молниями.
— Первый раз в жизни вижу такое… — изумилась Лея, — а живу я уже давно на этом свете.
— О, Боги! — воскликнула Лура. — Это же на том краю озера!
И, ничего не объясняя, со всех ног — бросилась туда, где ей быть — совсем не следовало.
— Ну что же, дорогая, твоя взяла! — прохрипел Эндж, продолжая ехидно буравить взглядом соперницу. — Ты выбрала жизнь — твоя победа, твоя награда. Я проиграл и выбираю смерть. Итак, кто из детей тебе дороже?
— Эндж! Ты так и не понял, что для матери нет нелюбимых детей. Моя любовь — она одинакова для обоих сыновей — неразделима.
— Ну что же, проверим! — с этими словами он взметнулся ввысь и оттуда развел руки в стороны. Одновременно из них две огненные стрелы полетели к братьям.
Эн успевала укрыть только одного из сыновей, она заслонила собой, как щитом Генри. Ловел сам выстроил щит для себя. Молнии вернулись к колдуну. Он собрал их в ладони, усмехнулся уголками тонких губ:
— Твоя взяла и на этот раз. Умно придумала. Очень умно. Но ты слаба, как и раньше — привязанностью к жизни.
— Ошибаешься, в этом моя сила!
— Я отпускаю тебя и Генри, но увожу с собой Лэнса. Сын — идем! — обернулся Эндж.
— Нет, Эндж. Я тебе не сын и никогда им не был. Мое имя — Лэнс Ловел Уилс. Я остаюсь!
Колдун не ожидал такого ответа и, вспыхнув ярко, словно свеча, прогремел в небе:
— Это твой окончательный выбор?
— Да!
— Тогда оставайся навсегда в земле! — после этих слов огромный огненный шар с бешеной скоростью полетел в сторону Ловела. Он только приготовился дать отпор, как из портала вылетела Лура. Все происходящее дальше было словно в диком, страшном сне.
— Нет!!! — закричала девчонка и отчаянно бросилась к Ловелу. На ходу она вынула откуда-то из-за пазухи серебристый, расшитый золотом кисет и метнула ему. Он поймал вещицу налету. В этот момент мир разбился на множество слепящих осколков, чем-то тяжелым ударило в грудь, дыхание сдавило болью, Ловел зажмурился и провалился в темноту.
Генри очень взволновало происходящее. Он не понимал, почему человек, которого долгие годы считал родным отцом, захотел избавиться от него — собственного сына.
Это утро выдалось самым неудачным в его жизни.
Генри повелел другу, чья преданность проверена временем — избавиться от Уля. В тот день, когда он с помощью Тора использовал магию ветра и похитил парнишку с моста, Генри ожидал, что разом сможет решить несколько проблем. Но противный мальчишка, на которого он потратил столько времени, не оправдал его надежд — не хотел сознаваться, куда спрятал Соу. Ему же очень хотелось быть героем в глазах Венеры (которую он по-прежнему безнадежно любил) и самому передать малышку Августе. Этим же Генри надеялся снискать одобрение и благодарность Маркуса, двоюродного брата и к тому же — короля Раундинии. Что в свою очередь сулило почет и любовь народа. Возможно, он перегибал палку, но отпустить мальчишку просто так — не мог, оставлять дальше его возле себя — тоже становилось опасным. Уля могли обнаружить: и Силен, старик-маг, уважаемый в народе и бабка мальчишки — Магда, ведунья, к тому же, известная травница. Генри очень хотелось оставаться чистым перед лицом Маркуса и Венеры.
Лэнс, появившийся так некстати, снова разрушил честолюбивые мечты.
В братскую любовь Генри больше не верил. Слишком много между ними было того, за что нельзя простить. И поэтому весьма странным казалось то, что Лэнс сохранил ему жизнь, когда у него имелась возможность расквитаться за все беды сполна.
