Айя Субботина - Время зимы
Катарина отбросила ягоды в сторону, подыскала подходящую пышную гроздь, и срезала ее.
Когда в дверях, окруженный стражей, появился бывший дасирийский советник Саа-Рош, Катарина встретила его кивком и виноградной гроздью, стараясь не смотреть на потное, воспаленное прыщами, лицо. Саа-Рош тут же откусил, прямо с грозди, сок брызнул на пухлую, будто свежая булка, ладонь, побежал в рукав. Дасирийцу даже в голову не пришло попросить воды, чтоб сполоснуть с ладоней дорожную пыль. Катарина мысленно пожелал себе терпения, задумалась о благе Тарема и слилась с улыбкой.
— Катарина, ты всегда знала толк в угощениях, — крякнул волнистый от жировых складок бывший советник, встал на одно колено, чтоб поцеловать край платья. Даже этих небольших телодвижений хватило, чтоб лицо Саа-Роша сделалось пунцовым. Завязки на его дорожном камзоле едва не трескались, ткань впилась в тело, будто веревки в свиную сардельку. Толстяк поднялся.
— А ты, Саа-Рош, всегда знал, как хорошо послужить Тарему. — Катарина покачала головой.
Она дала знак страже и мужчины, вооруженные молотами, удалились. В тот момент, когда выходил последний, в дверях появился Многоликий. Одетый во все серое, он беззвучной кошкой подошел ближе, становясь за спиной толстяка. В руке его мелькнуло белое лезвие кинжала, чуть изогнутое, на манер тех, которые держали при себе тахирские пираты. Неуловимое движение … Витиеватый кожаный шнурок, на котором Саа-Рош, известный своими суеверными страхами, носил золотую гривну, освященную в храме богини удачи, упал к ногам толстяка.
Дасириец шарахнулся в сторону, отходя на безопасное расстояние. Губы Многоликого дернулись от гадливости, — в отличие от госпожи, парень мог позволить себе роскошь быть откровенным, — он нашел взгляд Катарины и, с ее молчаливого одобрения, устроился в стороне на мраморной глыбе.
Саа-Рош заволновался, забыл про виноград и подозрительно уставился на женщину.
— Зачем же, в таком случае, ты спускаешь на желанного гостя своего цепного пса?
— Только для безопасности нашего разговора. — И это отчасти было правдой.
В Замке на Пике Катарина не боялась ничего. Они с Фирандом, не страшась быть подслушанными, заключали сделки с представителями купеческих гильдий, покупали в обход многих лиц новые куски земель близь таремских колоний, вели двойные, а подчас и тройные игры. И все же, сегодня Катарина предпочла не искушать судьбу.
Ее слова не убедили дасирийца — его лицо, круглое и гладкое точно репа, пошло пятнами. Катарина укоризненно посмотрела на Многоликого — мальчишка с отсутствующим видом осматривал растения в саду. Саа-Рош поднял гривну, вытер ее рукавом, и зажал в свободной ладони.
— Я не стану разговаривать, когда мне, того и гляди, перережут глотку, — хорохорился толстяк.
— Прошу тебя, Саа-Рош, с каких пор тебе вдруг стало опасно под крышей Ластриков? — Леди Ластрик позволила себе иронию. Визгливый голосок бывшего советника раздражал ее и, не будь он нужной фигурой в партии, которую Катарина собиралась разыграть, Многоликий бы получил удовольствие «поиграть» с гостем. Небольшой урок того, как следует разговаривать с Ластриками.
— С тех, госпожа, как в стенах этого наипрекраснейшего замка, появился этот…
— Я бы хотела говорить с тобой. — Она резко оборвала толстяка, понимая, что его стенания могут продолжаться нескончаемо долго. — О деле, которое принесет пользу Дасирийской империи и лично тебе, если будешь в точности следовать моим указаниям. Саа-Рош прищурился, отчего глаза его утонули под тяжелыми веками.
— Откуда такая забота, госпожа?
— В память о старой дружбе, — соврала она. — Надеюсь, со времени моего последнего визита в Иштар, ничего не изменилось?
Их прервали рабы. Один принес поднос с засахаренными фруктами и зефиром, второй — приземистые чаши без ножек, над которым курилась дымка. Катарина предложила гостю угощение. Сама же, взяв одну из чаш, пригубила горячее вино, терпкое и острое от специй.
— Через два десятка дней Шиалистан и соплячка встанут под свод храма Всех богов, — пожал плечами Саа-Рош. — И пусть боги будут милостивы к Дасирии ибо все мы обречены.
Катарина не спешила с ответом. Она наслаждалась вином. Благо, что бывший советник заткнулся, накинувшись на сладости и хмель, и умолк. Многоликий, тем временем, по-кошачьи свернулся на мраморной глыбе, подложив под щеку ладони, и будто бы дремал. Обманчивое создание, подумала Катарина, нисколько не сомневаясь, что мальчишка нарочно прикидывается спящим, чтоб толстяк успокоился.
— Советник, — Катарина нарочно звала его так, памятуя раздутое тщеславие дасирийца, — помнишь ли мою страсть к секретам и загадкам?
Толстяк хотел ответить, но из набитого едой рта раздались лишь невнятные звуки, да посыпались на одежду куски зефира и фиников.
— Так вот, мне в руки, совершенно случайно, попала тайна. Если будешь благоразумен — я поделюсь ею. Воспользуешься верно — вернешь и должность, и спасешь Дасирию от рхельского шакала.
«А не будешь — так заставлю, или найду кого посговорчивее», — про себя добавила леди Ластрик, улыбаясь своему отражению в чаше с вином.
Саа-Рош проглотил пищу и жадно, большими глотками, влил в себя вино, после облизав губы неповоротливым языком.
— С каких пор Тарем стал подавать милостыню? — Спросил бывший советник.
— Это услуга, которая, не скрою, послужит и на благо Тарема. Братские отношения дорогого стоят. — Леди Ластрик сделал неопределенный жест рукой.
Дасириец, ученный годами службы при троне императора, прищелкнул языком, погрозив Катарине толстым, как сосиска, пальцем, и снова взялся набивать брюхо. Оборот, который приобретал разговор, Катарине не нравился. Не хватало только, чтоб толстяк напился вдрызг.
— Хватит! — Женщина выбила чашу из рук Саа-Роша.
Остатки вина выплеснулись ему в лицо, залили ворот камзола. От неожиданности, дасириец часто заморгал, беззвучно открывая рот. Возмущенный, он озлобился, и уже, было, направился к двери. Многоликий тенью сорвался с места и преградил путь. Чуть склонив голову на бок, мальчишка рассматривал дасирийца пустым взглядом. Толстяк отшатнулся, затоптался на месте на гнущихся ногах, почти что пританцовывая от страха.
— Пес! — взвизгнул Саа-Рош, но мальчишка ничем не подал понять, что слова задели его.
— Советник, если ты не прекратишь, я позабочусь о том, чтоб любимые охотничьи гончие моего брата нашли новую игрушку, — предупредила Катрина тихо. — Сядь.
Дасириец мигом стал сговорчивым, раскланялся, лепеча какие-то извинения, и сел на самый край скамьи, отчего его задница мешком свесилась набок. Он вытянулся, подобрав живот, сложил руки на коленях, будто школяр, готовый получать наказание. Многоликий зевнул во весь рот, и снова вернулся на належанное место.
