Стивен Эриксон - Дом Цепей (litres)
Но, похоже, не лишила моего отца.
Фургон вновь подпрыгнул на камне.
Твоё недоверие я принял за слабость. Нежелание принимать участие в смертоносных играх гордыни и отмщения — за трусость. Но даже так, что́ сделал ты, чтоб отвратить нас от этих обычаев? Ничего. Ты лишь скрылся, спрятался… и принижал мои заслуги, насмехался над моим рвением…
Чтобы приготовить меня к этому мигу.
Что ж, отец, я уже вижу в твоих глазах удовлетворённый блеск. Но вот что я тебе скажу: лишь раны ты нанёс своему сыну. А ран у меня и так достаточно.
Уругал с ним. Все Семеро — с ним. Их могущество защитит его от всего, что грозит теблорскому духу. Однажды Карса вернётся к своему народу и уничтожит прежние обычаи. Объединит теблоров, и они пойдут за ним… в нижние земли.
И до того дня всё, что было прежде, — всё, что терзает его ныне, — лишь подготовка. Он станет оружием возмездия, и теперь сам враг закаляет его.
Видно, слепотой прокляты обе стороны. Так явлена будет истинность моих слов.
Такие мысли ворочались в голове Карсы, прежде чем сознание вновь покинуло теблора.
Он очнулся, заслышав возбуждённые голоса. Стояли сумерки, в воздухе разлились запахи лошадей, пыли и перчёной еды. Дно фургона под теблором больше не двигалось. Теперь он расслышал неразборчивое многоголосье, звуки множества людей и занятий на фоне плеска реки.
— Ага, снова очнулся, — отметил Торвальд Ном.
Карса открыл глаза, но не шевелился.
— Это Кульвернова Переправа, — не смутившись, продолжил даруджиец, — и последние вести с юга подняли здесь настоящую бурю. Ну, ладно, маленькую бурю, учитывая размер этого загаженного городишка. Тут поселились отбросы среди натиев, а это уже о многом говорит. А вот малазанская рота в большом возбуждении. Понимаешь, Крепь только что пала. Большая битва, много чародейства, и Лунное Семя отступило — направилось, скорее всего, к Даруджистану. Возьми меня Беру, хотел бы я сейчас оказаться там, увидеть, как оно плывёт по-над озером — наверняка великолепное зрелище. А малазанцы, разумеется, хотели бы принять участие в битве. Идиоты, ничего не скажешь, — типичные солдаты…
— А почему бы и нет? — вдруг вклинился голос Осколка, и фургон качнулся, когда сержант забрался внутрь. — Ашокский полк заслуживает большего, чем торчать тут да вылавливать разбойников и работорговцев.
— Ашокский полк — это вы все, я так понимаю? — уточнил Торвальд.
— Ага. Треклятые ветераны — все до одного.
— Так почему же вы тогда не на юге, капрал?
Осколок состроил кислую мину, затем отвернулся и прищурился.
— Не доверяет она нам, вот почему, — проворчал он. — Мы все из Семи Городов, и эта сучка нам не доверяет.
— Прошу прощения, — не унимался Торвальд, — но если она — а под «ней» вы, я полагаю, имели в виду свою Императрицу — вам не доверяет, почему же отправляет на родину? Ведь Семь Городов вроде бы на грани восстания? Если вы можете переметнуться, не лучше ли было бы оставить вас в Генабакисе?
Осколок недовольно уставился на Торвальда Нома:
— А с чего бы мне вообще с тобой болтать, ворюга? Да ты, может, один из её шпионов. Треклятый Коготь, например!
— Если так, капрал, то вы не слишком-то нежно со мной обошлись. Эту деталь я не забуду упомянуть в своём докладе — в секретном, который я вот сейчас пишу. Осколок, правильно? В смысле «кусочек битого стекла», верно? И ты только что назвал Императрицу сучкой…
— Заткнись, — прорычал малазанец.
— Я лишь прояснил очевидное, капрал.
— Это ты так думаешь! — криво ухмыльнулся Осколок. Он спрыгнул вниз и пропал из поля зрения.
Долгое время Торвальд Ном молчал, а затем сказал:
— Карса Орлонг, ты хоть примерно понимаешь, что этот человек имел в виду последним своим замечанием?
Карса заговорил очень тихо:
— Торвальд Ном, слушай внимательно. Воин, которого я вёл, Дэлум Торд, получил удар в голову. Череп у него раскололся, вытекла кровь мыслей. Его разум не сумел вернуться обратно. И воин стал беспомощным, безвредным. Меня тоже ударили по голове. Череп мой треснул и вытекла кровь мыслей…
— Да ладно, только немного слюней…
— Тихо! Слушай. И отвечай потом шёпотом. Теперь я очнулся, дважды, и ты увидел…
Торвальд перебил его тихим шёпотом:
— Что разум твой заблудился в пути или что-то в этом роде. Это я увидел? Ты бормочешь бессмысленные слова, поёшь детские песенки и всякое такое. Ладно, хорошо. Я тебе подыграю, но с одним условием.
— Каким условием?
— Когда сумеешь сбежать, ты освободишь и меня тоже. Мелочь, как тебе может показаться, но уверяю тебя…
— Хорошо. Я, Карса Орлонг из племени уридов, даю слово.
— Отлично. Мне нравится такая ритуальная клятва. Звучит так, будто дана всерьёз.
— Она и дана всерьёз. И не насмехайся надо мной, иначе я убью тебя после того, как освобожу.
— Ага, вот теперь я разобрал и формальное предостережение. Придётся, видимо, вытянуть из тебя ещё одну клятву, увы…
Теблор нетерпеливо заворчал, затем расслабился и проговорил:
— Я, Карса Орлонг, не убью тебя, когда освобожу, если не дашь мне на то причины.
— Уточни природу таковой причины?
— Все даруджийцы похожи на тебя?
— Не нужно полный список. «Причиной» назовут, к примеру, покушение на убийство, предательство и, разумеется, насмешки. Ещё что-нибудь?
— Слишком много болтать.
— Хм, а вот здесь мы попадаем в очень смутные, очень тонкие оттенки серого, тебе не кажется? Это ведь вопрос культурных различий…
— Думаю, Даруджистан станет первым городом, который я покорю…
— Что-то мне подсказывает, что малазанцы доберутся туда раньше. Но учти, мой прекрасный город ещё никто ни разу не покорил, хотя Совет всегда жалеет денег на содержание регулярной армии. Боги не просто пекутся о безопасности Даруджистана, они, похоже, пьют в его тавернах! В любом случае… о, тс-с-с, кто-то идёт.
Приблизились шаги, затем из-под полуприкрытых век Карса разглядел, как в повозку забрался сержант Шнур и смерил Торвальда Нома долгим взглядом.
— Нет, положительно на Когтя ты не похож… — наконец проговорил малазанец. — Но, может, в том-то всё и дело.
— Возможно.
Голова Шнура начала поворачиваться к теблору, и Карса зажмурился.
— Он уже приходил в себя?
— Дважды. Только слюни пускал и скулил, как животное. Полагаю, ты ему мозги повредил, если они у него вообще были, конечно.
Шнур хмыкнул:
— Глядишь, так и лучше будет, если только он у нас на руках не помрёт. Так, о чём это я?
