Маргит Сандему - Странствие во тьме
Его же почти тошнило. Ветле в общем-то был еще неразвит в романтическом смысле. Он находился пока еще на той стадии, когда все девчонки кажутся самыми глупыми существами на свете, и взять одну из них… Фу!
И все же на одной из них его женили! С ума сойти!
Однако, как только они отойдут подальше, он снимет с нее всю эту блажь! Оба они европейцы и цыганская брачная церемония недействительна, не может быть таковой! Пастор их не венчал, оглашения о браке не было…
Да, их брак конечно недействителен!
На душе у него полегчало.
Хуаниту он уговорит. Как только она встретится со своей родней во Франции, он тут же покинет ее. Видимо, она прошла через эту пустую церемонию, желая уйти из табора и оказаться дома.
Однако Ветле не понимал, почему ей так было необходимо выходить замуж.
Ветле выразил свои мысли словами:
— Неужели было недостаточно того, чтобы мы с тобой составили компанию, идя во Францию? Может, не стоило бы торопиться с женитьбой? — кисло произнес он.
Хуанита остановилась. «Сейчас она скажет, что все это было сделано лишь для того, чтобы покинуть табор. Поэтому она и согласилась на свадебную церемонию», — подумал он.
Но нет!
— Но, дорогой Ветле, — сказал она, широко раскрыв глаза. — Это было бы неприлично!
— Мы же еще дети!
— Вовсе нет!
— Может быть только ты. И не смей говорить о приличиях, ты, которая может предложить свои услуги мужчинам и…
— Что-то? Неужели ты в это поверил? Я же хотела только привлечь твое внимание! На свете нет более моральных людей, чем цыгане. Если незамужняя девушка ляжет в постель с мужчиной, ее тут же выгонят! Мне никогда бы не разрешили поехать с тобой, если бы я не вышла замуж, я думала, тебе это понятно, дурак!
У него на душе просветлело.
— Значит ты считаешь, что все это было лишь проформой? Что мы вовсе не должны… вести себя, как муж и жена?
— Этого я не говорила, — воскликнула Хуанита, задрав нос.
Мир для Ветле снова потемнел. Они продолжали идти молча, оба внутренне недовольные друг другом.
О, черт возьми, как ему удастся выпутаться из всего этого?
12
Больше никакие опасности не подстерегали Ветле. Замечательно, что ему теперь не нужно постоянно оглядываться через плечо, ожидая нападения разных чудовищ.
Но все же ему казалось, что тот риск, которому он подвергается сейчас, по-своему гораздо опаснее.
Хуаниту он терпеть не мог. И то, что она «втравила» его в такое, в чем он совершенно не желал участвовать, была исключительно ее вина.
В первый день она была так обижена на него, что не разговаривала с ним, не сказала ни одного слова.
Ветле надеялся, что эта холодная война продолжится до тех пор, пока он не сдаст ее на руки родным.
Но Ветле ошибался. Хуанита молчала вовсе не от обиды. Ее душе была нанесена смертельная рана, и она думала лишь о том, как сдержать слезы. Не доверяла своему голосу, боясь, что произнеси она несколько слов, ее задушат рыдания.
Может быть, Ветле был еще ребенок. А она нет. Она влюбилась в этого мальчишку уже в первый день.
Конечно, он мал ростом, но это ничего не значит. У него такие теплые, лучистые голубые глаза, и такая мягкая улыбка, что она пыталась все время вызвать ее, так становилось ей приятно, когда он улыбался ей.
Однако он был довольно скуп на улыбки, это она вынуждена была признать.
Поэтому она стала колкой, агрессивной, замкнутой и повела себя глупо, чтобы завоевать его внимание. Но этот способ оказался неверным! И он сейчас не хотел даже ее присутствия! Внутри у Хуаниты все рыдало.
К вечеру они остановились отдохнуть в оливковой роще. Кругом царила тишина и спокойствие. Солнце золотисто-красным шаром уходило за горизонт, освещая землю и деревни на бесконечных сухих равнинах Андалузии.
Они расположились на высушенной солнцем земляной насыпи между дорогой и рощей, среди удивительной травы, которой Ветле никогда раньше не встречал. Все стелящиеся растения были больше бледно-синими, чем зелеными, почти прозрачными. Красиво, но посидеть было совсем не на чем.
Хуанита взяла корзину с едой, которую ей дали в дорогу. В пути они почти не разговаривали. Но сейчас Ветле почувствовал, что ему следует прервать это гробовое молчание. Так продолжаться дальше не может, до дома Хуаниты идти еще несколько дней.
— Завтра мы выйдем к железной дороге, — сказал он грубым мужским голосом. Во всяком случае, Ветле хотелось бы говорить по-мужски, но получилось хрипло, срывалось с баса на фальцет и обратно.
— Хорошо, — коротко заметила она. — Твое общество мне осточертело.
Эти слова укололи тщеславие Ветле.
— С тобой тоже не так уж интересно, — ответил он. — Да и кто заставил нас идти вместе? Нет, извини. Не будем больше говорить об этом. Я сейчас в добром расположении духа, — закончил он так угрюмо, что это прозвучало даже комично.
Она взглянула на него исподлобья, словно не зная, где он находится. Отвернулась, вытащила зеркальце и взглянула в него.
— Я выгляжу ужасно, — вздохнула она.
Ветле ответил галантно.
— Если бы я, хотя бы наполовину был так красив, как ты…
— Да, но ведь это ты, — живо ответила она.
Он посмотрел на нее какое-то мгновение и рассмеялся. У девчонки есть чувство юмора!
Это сломало барьер между ними, и они поели в молчании, но с новым чувством общности. Однако Ветле не покидала одна мысль, он не хотел, чтобы она себе что-нибудь воображала.
— Я отвечаю за тебя до того момента, когда мы придем в город, где живет твоя мать, — уточнил он.
— У тебя есть деньги на железнодорожный билет? — дерзко спросила она.
— Их у меня достаточно, — спокойно ответил он. — Израсходовал совсем немного их тех, что дал мне гранд. Да и дон Мигуэль подбросил немного.
— Я и без тебя справлюсь, — резко заявила она. Он удивленно посмотрел на нее.
— У тебя есть деньги? Я не знал.
— И никто не знал, так как все верили, что обеспечить меня должен был ты, — произнесла она с ядом в голосе. — Но я сама побеспокоилась о себе.
Ему это показалось подозрительным. Выклянчила у цыган?
— В этом я не нуждаюсь. Достаточно своего разума и умения.
Она вытащила пачку банкнот и помахала ею.
— Ловкость рук. В деревне, которую мы только что прошли. Там, где мы покупали тебе новые сандалии. Ветле почувствовал, что лицо его запылало.
— Украла?
— Украла, украла… — взгляд ее неуверенно забегал. — Нужно же проявлять заботу о жизни.
Он долго не мог вымолвить ни слова.
— Этому вас учат в цыганском таборе? А я еще позволил Себастьяну и Доменико…
— Нет, нет, — мгновенно отреагировала она, подняв руки, как бы в защиту.
— Цыгане никогда не знали, что я делала. Они очень строгие! Но ты же знаешь, что там у меня нет ни отца, ни матери. Я только жила у них. Вынуждена была как-то выкручиваться сама.
