Дмитрий Евдокимов - Бретер на вес золота
— Не мало, — согласился граф и вновь принялся листать бумаги.
— После заключения мирного договора с Нугулемом и безуспешных попыток наладить хозяйство вы разорвали помолвку и подались в столицу. В архивах различных Департаментов удалось найти четыре ваших прошения о зачислении в регулярную армию и два — во флот.
— Еще по разу писал раздельно в кавалерию и в пехоту, — я позволил себе перебить высокопоставленного хозяина кабинета.
— Возможно, — согласился де Бюэй, — а также пытались добиться зачисления в мушкетерские и гвардейские полки. Но везде вас ждал отказ.
— Увы, — я беспомощно развел руками, — дворян, шатающихся без дела, стало слишком много.
— Это действительно так, Орлов. И это большая проблема для королевства.
— Особенно в мирное время, — вздохнул я.
— Вам хотелось бы войны?
— Честно говоря, нет, — на эту тему мне всегда было трудно говорить: с одной стороны, нельзя допустить, чтобы тебя заподозрили в трусости, ведь, по идее, каждый дворянин рожден для войны, с другой стороны — неприятно быть обвиненным в жажде наживы. К тому же нельзя было забывать, с кем разговариваешь — мало ли что на уме у начальника тайной канцелярии? Поэтому говорил я медленно, тщательно подбирая слова. — Его Величество Филипп Восьмой не стремится к войне, и жизнь в королевстве улучшается на глазах. Становится безопаснее на дорогах и в городах, расцветают торговля и ремесла. Людей не страшит завтрашний день. Жизнь налаживается, этого нельзя не видеть. Вот только, к сожалению, тысячи обедневших дворян не могут вписаться в эту жизнь. Ведь для них война — практически единственный шанс разбогатеть.
Я снова посмотрел в глаза графа и, к своему великому удивлению, обнаружил, что из серо-стальных они стали просто серыми, а во взгляде теперь явно читалась доброжелательность. По всему выходило, что я сумел заслужить благосклонность начальника Департамента безопасности Эскарона.
Словно прочитав мои мысли, де Бюэй улыбнулся.
— Когда мне доложили об обстоятельствах конфликта маркиза Аламеды и хозяина «Серебряного оленя», я решил подождать с выводами и понаблюдать за развитием ситуации. И чем дольше я наблюдал, тем симпатичнее вы мне становились. Но, прежде чем мы перейдем непосредственно к делам, позвольте прояснить еще один факт. После того как не удалось поступить на службу, вы занимались охраной купеческих караванов. О вас были очень хорошие отзывы. Эта работа перестала устраивать?
— Этой работы, к сожалению, практически не стало, — ответил я со вздохом, — опять же, из-за безопасности дорог — купцы теперь предпочитают нанимать отставных солдат.
— Стало быть, когда не стало работы у купцов, вы придумали наняться трактирным бретером?
— Ваше сиятельство, — я усмехнулся, — сейчас я посвящаю вас в большую тайну: это придумал не я, а племянник владельца «Серебряного оленя» — Жерар Пигаль. Конкуренты из «Белой лилии» натравили на хозяев гостиницы, в которой я обитаю, дворянина. Того самого маркиза Аламеду. Он каждый вечер приходил ужинать и устраивал скандал: то мясо пережарено, то вино прокисшее, то слуги невежливые. Все это было ложью, но народ слушал и мотал на ус. Посетителей становилось все меньше, а указать подлецу на дверь было некому. Штатные трактирные вышибалы с удовольствием управятся с простолюдинами, но дворянина побоятся и пальцем тронуть.
— Ну конечно! Им понадобился дворянин для защиты от дворянина. И вы согласились из благородных побуждений, а вовсе не из меркантильных соображений!
— Ну, — в этом месте я замялся и в смущении почесал затылок, — первой-то мыслью было дать почтенному мэтру Фернану Пигалю по физиономии, чтобы не смел делать благородным людям недостойных предложений. Но тут весьма вовремя вмешался тот самый племянник, ох и бойко соображает парнишка! Стыдно признаться, но это он заставил меня взглянуть на проблему с другой стороны. Разве то, что делает Патруль, не идет на пользу королевству? И посудите сами: разве защита слабых, восстановление справедливости, поддержание порядка — дела, недостойные дворянина? Мир вокруг нас меняется, и дворянство тоже должно меняться вместе с миром, но не отступаясь от своих базовых принципов.
— Совершенно согласен с вами, сударь. Особенно если в качестве этих базовых принципов брать список рыцарских заповедей! И вы, нужно отдать вам должное, сумели убедить враждебно настроенное общество в своей правоте. Скажу больше: вы вдохнули новую жизнь в идеалы святого рыцарства, доказали дворянству возможность применения своих знаний и умений на благо общества без какого-либо ущерба для своей чести. А кроме всего прочего — открыли еще и отличный способ честно заработать деньги.
По всей видимости, граф ждал от меня какого-то проявления эмоций в ответ на такой поток дифирамбов в адрес моей персоны. То ли челюсть у меня должна была отвиснуть, то ли глаза закатиться к небу, то ли вырваться восхищенный вздох. Но, по причине не вполне хорошего самочувствия, я был несколько эмоционально заторможен. Или, правильнее сказать, подавлен. А может, дело все в том, что к выводам его сиятельства я отнесся с большой долей скептицизма.
Де Бюэй смотрел на меня, в легком удивлении подняв брови, а я сидел напротив него, уткнувшись взглядом в лакированную поверхность его рабочего стола, и мучительно пытался подобрать слова, способные опровергнуть его убежденность и в то же время не обидеть. Молчание несколько затянулось, а верные слова все не приходили на ум. И я решил, что лучше пусть я буду плохим дипломатом, чем лживым или подобострастным собеседником.
— Ваше сиятельство! Извините, если что скажу не так. Но мне кажется, даже не кажется, а можно сказать, что я вполне убежден в том, что вы заблуждаетесь.
— Интересно-интересно! — воскликнул с воодушевлением граф, ставя локти на столешницу и водрузив голову на сцепленные пальцами ладони. — И в чем же?
— Увы, убедить общество оказалось не так просто, как отдельно взятого дворянина. Общество в лучшем случае брезгливо замолкает при моем приближении, оно отвергает меня, как отщепенца. Иногда мне кажется, что большего уважения удостаиваются дворяне, собирающие вокруг себя шайки разбойников и промышляющие грабежом на больших дорогах. А вся шумиха вокруг моей персоны вызвана всего лишь интересом к результату очередной моей дуэли: все ждут моего неминуемого поражения — как справедливого возмездия за выбор недостойной благородного человека профессии. Да только вот я оказался чрезвычайно везуч в последнее время.
— Чрезвычайно везуч?! — брови графа вновь взлетели ко лбу. — Ну, Орлов! Поразительная, беспрецедентная скромность! Поразительное самоуничижение!
