Стивен Эриксон - Врата Смерти(пер. И.Иванова)
— Чего тебе от него нужно?
— Передай ему… от меня… скажи… я прошу… прощения.
Историк медленно отодвинулся от нее.
— Пусть он… меня… не прогоняет… Скажи ему… Пожалуйста.
Геборий встал.
— Тебе надо отдохнуть, — каким-то не своим голосом произнес он и исчез из ее поля зрения.
— Дай воды, — простонала Фелисина.
— Дам, когда поспишь.
— Не могу… спать.
— Почему?
— Не засну… без трубки. Не засну.
Старик опять склонился над нею.
— У тебя поранены легкие. И несколько ребер сломано. Какая трубка? Чай с дурхангом сгодится?
— Сделай покрепче.
Она закрыла глаза и слушала, как Геборий наливает воду.
— Хорошую сказку ты придумала, девочка, — сказал Геборий. — Подкидыш! Тебе повезло, что я почти сразу тебя нашел. Думаю, теперь Бенет тебе поверит.
— А зачем… ты мне… все это… рассказываешь?
— Да, наверное, затем, чтобы тебя успокоить.
Зажав культями миску с растворенным зельем, Геборий поднес ее к губам Фелисины.
— Может, он простит тебя и снова возьмет под свое крылышко.
— Я… я не понимаю тебя, Геборий.
Он смотрел, как Фелисина жадно пьет настой дурханга.
— Конечно не понимаешь, — тихо произнес старик.
Песчаная буря накрыла западные склоны Эстарских холмов и теперь с завыванием неслась к береговой дороге. Полуостров почти не знал песчаных бурь, но уж если они налетали, то успевали наделать немало бед. Калам это знал. Сейчас ему нужно было поскорее съехать с дороги. Местами она слишком близко подходила к прибрежным скалам, а они могли не выдержать напора ветра и обрушиться.
Калам свернул с насыпи, направив коня в западину. Мускулистому, норовистому животному это очень не понравилось.
— Можно подумать, что ты разгуливал только по дворцовому саду, — проворчал ассасин.
Конь упирался; его ноги тонули в горячем песке. Он дергал шеей, мотал головой, однако всадник был неумолим.
В полутора лигах от этого места, на берегу речки, которая летом обычно полностью высыхала, стояла Ладронская крепость. Каламу очень не хотелось там появляться. Весь гарнизон крепости состоял из малазанцев. Калам рассчитывал объехать крепость стороной, а затем вернуться на дорогу и ехать дальше на юг. Проклятая буря спутала ему все расчеты.
Охристая завеса поглотила холмы. Вокруг заметно потемнело. Вместе с Каламом от бури стремительно убегали ризанские ящерицы. Ассасин пришпорил коня, пустив его галопом.
Теперь от кромки бури их отделяла какая-то сотня шагов. Ветер закружил столб песка и понес прямо на Калама. Хуже всего, что вместе с песчаными струями в вихрь попадали довольно увесистые камни. Рев ветра становился все оглушительнее. До столкновения с вихрем оставалась пара минут.
На охристом облаке Калам заметил серое пятно. Он резко натянул поводья, сбив жеребца с галопа. Конь недовольно заржал и остановился.
— Еще спасибо мне скажешь, — проворчал Калам. Серое пятно было не чем иным, как скоплением чиггеров — пустынных блох. Если кто и любил песчаные бури — так только они. Ветер подхватывал этих кровожадных тварей и нес туда, где могла оказаться добыча. Самое скверное, что вблизи чиггеры были почти прозрачными и заметить их удавалось только на расстоянии.
Серое пятно понеслось дальше. Калам с конем остались, застигнутые вихрем.
Жеребец перебирал ногами, силясь удержаться на месте. Вокруг господствовал только один цвет — пыльно-охристый цвет песчаной бури. Калам что есть силы натягивал поводья, не позволяя коню становиться на дыбы. Но и задерживаться на одном месте тоже было опасно. Пустынные племена, изучившие нрав песчаных бурь, знали: безопаснее всего медленно двигаться вместе с бурей. Калам опустил капюшон и обмотал лицо шарфом, оставив лишь узкую щель для глаз. Ассасин припал к конской шее и протянул руку, защищая левый глаз жеребца от песка и камней. Потом он тронул поводья.
Калам не знал, сколько времени они двигались почти вслепую, окруженные стеной летящего песка. Вдруг конь зафыркал и встал на дыбы. Под копытами хрустело и трещало, будто жеребец ступал по сухому хворосту. Но это был не хворост. Калам глянул вниз. Так и есть — человеческие кости. Целое кладбище, взрытое песчаной бурей. Калам, как мог, успокаивал фырчащего коня. Их по-прежнему окружала охристая стена. Что ж, надо ехать дальше. Вид раскиданных костей и черепов удручающе действовал и на Калама.
Ассасин не ожидал, что их вынесет на прибрежную дорогу. Впереди проступили силуэты сторожевых домиков. Калам помнил, что они стояли по обе стороны въезда на мост… Мост исчез. А где же деревушка? Она, помнится, находилась справа. Неужели буря смела и ее?
Оба сторожевых домика были пусты. Издали они казались глазницами огромного черепа.
Выйдя из приземистой конюшни, где он оставил жеребца, Калам направился в крепость. Ветер не унимался. Переставляя одеревеневшие ноги, Калам добрался до будки у крепостной двери и зашел в нее. Внутри было непривычно тихо. Ветер намел песка по углам, однако пыльный воздух не сотрясался от его порывов. Каменная скамья пустовала. Караульные отсиживались за крепостными стенами.
Калам несколько раз ударил по массивной двери. Открывать ему не торопились. Наконец с другой стороны лязгнул засов. Дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял одноглазый старик; судя по одеянию — местный повар.
— Ну, входи, раз ветер принес, — проворчал он, впуская Калама.
Ассасин попал в достаточно просторное квадратное помещение. Все лица сразу же обернулись в его сторону. В дальнем конце громоздкого стола, тянущегося во всю длину зала, сидело четверо малазанских солдат. Вид у них был недовольный и даже сердитый. Перед ними, утопая в лужицах вина, стояли три кувшина. На некотором расстоянии от малазанцев сидела тощая женщина с впалыми глазами. Бледность своего лица она восполняла румянами, отчего напоминала раскрашенную куклу. Рядом сидел эрлитанский торговец — вероятно, ее муж.
Калам поклонился присутствующим, затем прошел к столу. Появился слуга, по возрасту — почти ровесник повара. В руках у него были кувшин и чаша. Слуга ждал, пока Калам выберет себе место. Ассасин расположился напротив супружеской пары. Слуга налил ему вина и отошел.
Торговец приветливо улыбнулся. Его зубы имели характерный оттенок, вызванный употреблением дурханга.
— С севера едешь? — осведомился он.
Вино оказалось приторно-сладким настоем из местных трав. Калам поморщился и отодвинул от себя чашу.
— А эль здесь водится? — спросил он.
Торговец кивнул.
