Ведьма и тьма - Вилар Симона
В зале стоял шум. Потом Борис с нажимом спросил:
– Но если ты мое царство хочешь взять себе, то как поступишь со мной?
Святослав неожиданно улыбнулся. У него была хорошая улыбка, полная силы и обаяния.
– Я не трону тебя, Борис, если согласишься с тем, что я решил. А решил я…
Малфрида оглянулась на Калокира. Лицо херсонесца было напряженным, он старался не упустить ни слова из того, что говорил князь.
А князь предложил царю Борису остаться и править в Преславе Великой, тогда как сам Святослав восстановит Преславец в устье Дуная, сделает его своей столицей и будет править оттуда. И будут они стоять над Болгарией рядом, как каган и бек-шад правили Хазарией. Торговля и войско будут у князя, а Борису останутся его церковь и его подданные, с которыми он будет решать их тяжбы.
Болгарские бояре загалдели, пораженные выдвинутым князем условием. Но тут выступил вперед Йовко из Кочмара и заявил: если у Болгарии будет такой воитель, как Святослав, Византия уже никогда не осмелится угрожать царству. И с этим многие согласились.
Борис какое-то время молчал, потом ответил:
– Я изучал обычаи Хазарии и знаю, что роль кагана, какую ты отводишь мне, куда менее значительна, нежели власть того, у кого в руках воинская сила.
– Да, это так. Но только на таких условиях я могу оставить тебя царем болгарским. Рано или поздно мы поладим, как ладили правители Хазарии.
– Если тебе так нравится Хазария, князь Святослав, почему же ты не остался там править? – спросил Борис.
Святослав неожиданно расхохотался.
– Мне больше по душе Болгария. И она стала моей. Та часть, которую я взял под себя. А то, что осталось… Хочешь сговориться с непокорными Комитопулами – тогда жди, когда мои воины возьмут и Македонию с Фракией. Византия не посмеет вмешаться в мои планы.
Он повернулся к Калокиру и его спутникам:
– Верно я говорю? Никифор Фока не станет мешать моим планам!
– Как я могу это знать, князь? – выступил вперед Калокир. – Но обещаю, что отправлю послание в Царьград. И если ты сможешь выполнить то, что задумал, и пообещаешь жить в мире с моей державой, думаю, базилевс не станет мешать тебе сломать шеи непокорным Комитопулам. У меня есть верный человек при дворе, это важная особа, которая пояснит божественному, что твои завоевания не причинят вреда Византии.
Малфрида вспомнила, что Калокир и прежде упоминал о своем человеке при Константинопольском дворе, через которого он передает послания императору. Кто бы это мог быть, если с его помощью Калокир рассчитывает повлиять на самого базилевса?
А тем временем сломленный натиском Святослава и осознавший, что ему больше не на что рассчитывать, Борис согласился на условие князя и присягнул ему. Следом присягнули и остальные болгарские вельможи, а затем все они вслед за Святославом и его союзниками перешли в пиршественный зал. О многом там говорилось – и о том, что князь мудро воздержался от разрушения Преславы, и о том, что оставил Борису его казну, и о том, что теперь, после того как правители договорились, показательных казней больше не будет, а значит, бояре могут возвращаться в свои усадьбы, молиться своему Богу. Правда, придется закрыть глаза на то, что князь-завоеватель снова поставит в их стране идолов, которым поклоняются его воины.
Все это были важные вещи, но хан Куря уже заскучал и велел позвать своих танцовщиц. Однако их пляски с визгом и битьем в бубны не пришлись по вкусу местной знати, и вскоре многие стали расходиться.
В тот вечер Калокир пришел к Малфриде поздно и долго стоял у окна, глядя вдаль.
– Ты смирился с решением князя остаться в Болгарии? – спросила чародейка.
Патрикий вздохнул:
– Князь забывает, что у него тут немало врагов. Говорил я ему, что мятежники укрылись в Филиппополе и готовы продолжать борьбу. И пока он сражается и усмиряет местную знать, Никифор Фока может быть спокоен, что его границам ничто не угрожает.
– А Никифор опасается Святослава?
– Он давно за ним наблюдает и знает, что этот пардус всегда готов к прыжку.
Малфрида, сняв пышные одежды, уже распростерлась на ложе и, подперев рукой голову, смотрела на Калокира. Он почувствовал на себе ее взгляд, приблизился. Ее томные глаза мерцали, губы влажно блестели, тонкий шелк сорочки не скрывал главных изгибов ее тела. И патрикий забыл обо всех державных делах, а думал лишь о том, как обнимет ее, как прижмет к сердцу.
И полетел в сторону его украшенный самоцветными каменьями лор, затрещала бархатная ткань, когда он срывал с себя одежду. А потом они целовались, перекатываясь по ложу, набрасываясь друг на друга, словно утоляли нестерпимый голод…
– Я от тебя голову теряю, – произнес Калокир спустя время, когда их бурное дыхание стало успокаиваться. – Я и Преславу брал для тебя. Не для князя, а для тебя. Думал: возьмем столицу, сразу за тобой пошлю. Поселю тебя в покоях царицы, как высочайшую госпожу. Слова мне никто поперек сказать не посмеет. И вот ты здесь…
Но когда, насытившись любовью, патрикий заснул, Малфрида какое-то время лежала, задумчиво перебирая его темные шелковистые волосы. «На чьей стороне ты окажешься, Калокир, если следующий прыжок пардуса будет нацелен на Византию?» – размышляла она. И опять пожалела, что не может ворожить, как прежде. Однако чародейка помнила, как некогда ворожила Никифору Фоке в Царьграде, а потому знала – правление этого императора не будет долгим. Правда, сейчас уже не могла припомнить, чем оно завершится. Неужели и это суждено Святославу?
Но о том ли ей думать, когда она лежит в объятиях того, кого так полюбила? Малфрида улыбнулась, погружаясь в сон. Что бы ни ожидало ее в грядущем, сейчас она просто счастлива…
Святослав так и не поблагодарил Калокира за то, что он сумел без боя взять Преславу. Было ли виной тому неудовольствие, что его приятель выпустил мятежников, то ли он попросту завидовал тому почету, который оказывали предотвратившему кровопролитие ромею местные жители, но Святослав чувствовал себя как бы обделенным. А к этому князь не привык. Поэтому вскоре решил вновь испробовать свою воинскую удачу и завершить начатое дело – расправиться с мятежной болгарской знатью, укрывшейся в Филиппополе.
Через несколько дней Калокир сообщил Малфриде, что князь собирается в поход на град мятежников.
– И ты идешь с ним? – упавшим голосом спросила чародейка.
Калокир кивнул.
– Я обещал, что буду всегда сражаться рядом с князем, и он этого не забыл. К тому же я слишком популярен в Преславе, со мной тут считаются поболе, чем с другими, а это волнует Святослава. Поэтому он хочет увезти меня, а здесь останется воевода, который будет присматривать за царем Борисом и боярами.
Малфрида вздохнула. Опять война! Это раньше она не знала, что чувствуют жены тех, кто вечно в походах. А теперь…
– Когда едешь? – спросила чародейка.
– Ну, ты же знаешь, как скор пардус, – засмеялся Калокир. – Вот подтянутся его отряды и выступит.
– Значит, у нас всего седмица друг для друга? – с робкой надеждой произнесла она.
– Может, и две, – успокоил Калокир.
И они старались проводить вместе столько времени, сколько было возможно. У них были длинные страстные ночи и неспешно проведенные утренние часы. Калокир обучал чародейку греческому и восхищался ее способностями и памятью, а она рассказывала ему старинные предания славян. Потом они гуляли по городу, катались верхом, дурачились. Как-то Малфрида нарядилась воином-русом, а патрикий, наоборот, оделся в женское платье и головной платок. «Воин» Малфрида вела свою «пленницу» на веревке, а окружающие только дивились, наблюдая, как рабыня по пути умудрялась строить всем прохожим глазки и соблазнительно причмокивала губами. Даже посол из Царьграда, патрикий Эратик, не узнал, кто перед ним, и только удивленно вытаращил выпуклые глаза. А они, едва свернув за угол, нахохотались вволю!
И все же Калокир не мог уделять чародейке столько времени, сколько она хотела.
