Сергей Карпущенко - Маска Владигора
По лицу Грунлафа от волнения, овладевшего им во время речи Краса, текли струйки пота, которые он даже не старался утереть рукой, — не до того было. Когда колдун умолк, властелин игов некоторое время сидел в оцепенении, не зная, что сказать. Наконец дрожащим голосом он произнес:
— Недаром я называю тебя умнейшим. Все сделаю, как ты велишь. Только б урод согласился в Ладор с Кудруною поехать.
Крас махнул рукой — пустое-де говоришь:
— Он согласится, согласится!
Владигор, прикованный в подвале цепями к потолку, не знал, что неподалеку от него, тоже в застенке, сидит Карима, полюбившая его так сильно, что любовь заставила ее на время превратиться в мужчину да еще и выстрелить в Кудруну.
И Карима не знала о том, что рядом с нею заключен Владигор. Впрочем, если бы ей показали этого ужасного видом узника, она ни за что бы не поверила, что перед нею тот, кого она полюбила столь страстно.
Ничто уже не волновало Кариму, кроме воспоминаний о красавце князе, — ни плохая пища, ни шуршание крыс по углам, ни предстоящая казнь, обещанная ей Грунлафом. Об одном она печалилась: обидно ей было умирать, так и не обняв любимого.
«Зря я стреляла в Кудрунку, — думала Карима с досадой, — нужно было застрелить Владигора, чтобы он никогда не достался дочери Грунлафа. Но теперь уже все равно, все равно. А как хорошо было жить в лесу, на воле! Вот бы вернуться сейчас в городище и… увидеть в моем доме перед вертелом, на котором шипит уже порозовевший вепрь, этого богатыря Владигора…»
Карима, уже представившая себя сидящей рядом с князем Синегорья, была возвращена в мрачный мир застенка скрипом засова. Желтая полоса света упала на пол из-за приоткрывшейся двери, неяркий свет масляного фонаря приблизился, и Карима различила человеческую фигуру, остановившуюся шагах в пяти от нее. Темный убрус, плотно затянутый под подбородком, черная мантия, наброшенная на плечи, почти сливались с мраком подземелья, но вот фонарь поднялся чуть выше, осветив лицо вошедшего, и Карима с удивлением увидела, что к ней пожаловала сама Кудруна. Дочь Грунлафа стояла и молчала, неотрывно смотря на сидящую на соломе узницу.
— Зачем ты пришла? — не выдержала Карима. — Хочешь подразнить меня, рассказать, какая ты счастливая? Ну давай, расскажи, как вы там с Владигором!..
— Молчи! — строго приказала Кудруна. — Ты хоть и будешь казнена за то, что стреляла в меня, но я… завидую тебе. Ты куда счастливее меня!
Злой хохот Каримы, удваиваемый эхом, раскатился под сводами подвала. Вдоволь нахохотавшись, княгиня леса с ненавистью сказала:
— Прочь отсюда, притворщица! Уж не хочешь ли ты уверить меня, что жрать черный хлеб с водой и отгонять от себя крыс приятнее, чем обнимать такого витязя, как Владигор?
Теперь уже голос возвысила Кудруна:
— Да кто тебе сказал, что Владигор красавец? Ты видела его когда-нибудь?
— Если бы я не видела Владигора, мне незачем было бы стрелять в тебя, смазливую дуру!
— Нет, ты видела кого-то другого, только не Владигора! Знай, что, когда его попросили снять личину, я лишилась чувств от страха: человек, назвавший себя Владигором, оказался гадким, отвратительным уродом! Ты, бедная, или и впрямь спятила, если не разглядела его уродства, или кто-то с красивым лицом, но совсем не Владигор, назвал себя его именем!
Карима не знала, верить ей словам Кудруны или нет. Картины недавнего прошлого, чьи-то фразы, как косяк рыб, попавших в сеть, теснились в ее голове, мелькали, менялись местами. Княгиня леса была уверена, что там, в лесном городище, она видела Владигора, и никого иного. Кроме того, когда в последний день состязаний возле городских ворот она менялась с Владигором личинами, мельком взглянув на него, — он, как и прежде, был красив, безумно красив. Так когда же князь синегорцев успел стать уродом? Кто был тому виной?
И вдруг все в ее голове встало на свои места, и страшное прозрение, как вышедшее из-за горизонта солнце, внезапно озарило ее ум. Вспомнилось, как чертил Крас на коже маски какие-то узоры и фигуры, как мазал по краям каким-то колдовским составом, говоря, что, надев эту личину, Владигор просто-напросто не попадет в цель. Но в цель-то синегорский князь попал без промаха, зато…
— Колдун, ты обманул меня!! — закричала Карима, понимая, что явилась виной происшедшего с Владигором несчастья.
Кудруна хотела было спросить Кариму, о каком колдуне говорила она, но не успела — узница повалила ее на земляной пол и сунула ей в рот большой пук соломы. Резким движением Карима завела Кудруне руки локтями назад и поясом стянула их так крепко, что у девушки не было никакой возможности не только пошевельнуть руками, но даже подняться.
Мантия и убрус Кудруны оказались Кариме впору. Оставив на полу потухший фонарь, княгиня леса бросилась к выходу из подвала. В коридоре ее ждали два стражника с факелами в руках — не ее, а Кудруну. Карима, вырвав из рук одного воина факел, грозно приказала:
— Идем к советнику Красу!
Следуя за первым стражем, несшим факел, Карима шла по каменным плитам дворца Грунлафа, и сердце ее горело так же, как факел, который она несла в руке. Когда воин, что шел впереди, остановился возле одной из дверей, Карима выдернула меч из его ножен и толкнула дверь плечом.
Колдун сидел за столом, переворачивая страницы огромной, лежащей на подставке книги. Едва женщина вошла, он повернул к ней свою обритую голову и широко заулыбался:
— Как, сама Кудруна пожаловала ко мне в столь поздний час? Какой нуждой вызван твой визит, княжна?
Карима, все еще скрывая свое лицо в полумраке комнаты, приблизилась к колдуну, пряча меч за спиной. Когда она подошла к Красу настолько близко, что удар мечом мог достигнуть цели, она осветила свое лицо пламенем факела, все еще зажатого в левой руке.
— Кудруна? Ха-ха-ха! Какая я тебе Кудруна! — со злобным смехом сказала Карима и тут же услышала громкие всхлипывания, — это Крас, сложив молитвенно руки на груди, готов был разрыдаться:
— Ах, Карима, прости, я вначале не узнал тебя! Конечно, тебе так неприятно находиться в подвале, но, сама понимаешь, тебя сгубила страсть, чем же я мог тебе помочь? Я только потворствовал твоей страсти! Ну прости же меня, прости!
Карима, ничуть не обескураженная плаксивой речью чародея, возвысила голос:
— Лесной змей, пожиратель муравьев, навозный жук, блоха, поселившаяся в гнезде малой птицы, не ты ли говорил мне, что личина с твоими письменами лишь отклонит стрелу Владигора от цели?! Нет, не для того просил ты меня подменить личины! Тебе нужно было изуродовать лицо Владигора! Как же ты посмел надругаться над моей любовью?
