Анн Фрост - Цена бессмертия
— Тут написано: «Преклони колена свои, смертный, и моли Зелинзара о душах обреченных. Жертвой твоей да останется кровь твоя…». Что бы это значило?
— Попробуй подняться на те ступени, — поразмыслив, посоветовал Рэйнорд, — сдается мне, не спроста горят глаза у этого… Зелинзара.
Пришло время осмотреть и ступени. Всего их было три — невысокие, но широкие, как алтарь, ступени. Видимо, именно здесь следовало «преклонить колена». Тут же, под слоем пыли, они обнаружили и текст молитвы… Для Рэя это был непонятный орнамент, а для Валерии — произносимый, но малопонятный, бессмысленный текст. Что-то вроде клятвы Темным богам. Девушка послушно стала на колени перед гигантской, с хищно горящими глазами, фигурой. Сейчас она казалась хрупкой и беззащитной в сени широко распахнутых, черных крыл статуи. Валерия громко и четко произносила слова молитвы, чувствуя, что постепенно впадает в транс. Голос лился ровно, то возвышаясь, то затихая… Но вот и конец. В подземелье повисла тишина — тяжелая и гнетущая. Теперь нужна жертва.
Только теперь девушка заметила небольшую каменную чашу у самых ног черного божества. Молча вытащила она из-за пояса кинжал, решительно взошла к пьедесталу, и быстро рассекла кожу на запястье. Том самом, где еще не успели зажить старые раны, оставшиеся после охоты на вампира. Звук падающих в черную, похожую на ненасытный зев чашу, капель крови, казался неправдоподобно громким. Гул, похожий на удары гигантского сердца разнесся по подземелью. И, что это? Как будто легкое шевеление воздуха, мимолетное дуновение, подъявшее с пола многовековую пыль?
— Получилось… — Валерия застыла, не до конца еще веря, что им, наконец удастся выбраться из этой, казавшейся безвыходной, ловушки. — И, кажется, теперь я понимаю смысл слов: «Пока ты жив, не умирай…»
— Думаю, идти надо к северному выходу. Так мы намного сократим путь, — Рэйнорд аккуратно взял Леру за руку, помогая быстрее остановить кровь.
— Ты прав, — вздохнула девушка, — бессмысленно возвращаться ко входу; вряд ли Шангри до сих пор там.
Она до сих пор не могла простить себе произошедшего. Хоть не было в этом ни ее, ни Рэйнорда вины, но успокоиться никак не получалось. Она даже боялась помыслить о том, что могло случиться с бедным Шангри.
………………
Яркое, послеполуденное солнце ударило по глазам, успевшим отвыкнуть от света. Здесь не было тумана, как в гибнущем лесу, оставшемся позади. Тут все давно было мертво — серо-бурая земля, покрытая иссохшей травой, голые, почерневшие скелеты многовековых деревьев. Прохладное уже по-осеннему солнце равнодушно смотрело на пустой, обглоданный лес — это своеобразное кладбище деревьев. Сухо, неприятно хрустнули опавшие ветки под их шагами, словно Лера и Рэйнорд шли по чьим-то костям.
— Здесь так тихо, — заметила девушка, — и мертво всё, как камень…
— Уже недолго идти, — Рэйнорд осмотрелся, — скоро закончится лес, и мы выйдем к бесплодной пустыне северных гор.
Разговаривали они мало, каждый был поглощен своими невеселыми мыслями. Где то сейчас Шангри, что с ним? А что ждет их в роковых Ледяных пиках? Что они — молодой некромант и неискушенная в колдовстве девушка — смогут противопоставить могущественному врагу?
Уже под вечер, когда холодные сумерки заставляли плотнее кутаться в одежду, а небо затянул серый саван туч, друзья остановились на ночлег, выбрав сухой, узкий овраг. Тут не тревожил огня сырой ветер, стелящийся по самой земле — пронзительный, пахнувший близким уже снегом. Костер они развели простой, не магический — благо, что осыпающихся сухих веток хватало в изобилии.
— Рэй, — тихо начала Валерия, — я вот о чем подумала — ты ведь можешь связаться с учителем? Ты рассказывал, он дал тебе для этого артефакт…
— Могу, конечно, — молодой маг обнял Леру за плечи, согревая, — но берегу его на тот самый «крайний» случай. По-правде говоря — не хочу впутывать сюда Дарка. Это моя война! Последний раз, когда я заговорил о теории Забвения, о кромешниках, он был, мягко говоря, недоволен. Дарк очень не хотел, чтобы я ввязался в подобную историю. Но, сдается мне, он просто волнуется за меня… — Рэй улыбнулся, вспомнив наигранное недовольство и сурово сдвинутые брови наставника. Он то думал, что хорошо скрывает свои слишком человеческие чувства. Может, даже сам себя уверил, что их давным-давно нет.
— Ты прав, — Лера вздохнула, — я тоже не стала бы звать Леонида на помощь, даже если б и могла. Неправильно это…
Северный ветер заставлял ближе жаться к огню, то и дело подбрасывать хворост. Но и костер уже не спасал — порывы ветра трепали его даже здесь, в ложбине, грозя вот-вот задуть совсем. Делать нечего, друзьям вновь пришлось прибегнуть к спасительной защите волшебного купола, спасающего от ветра, и не выпускающего тепло огня. Только теперь, согревшись, они смогли уснуть.
Примерно в то же время; около Высшего магического университета:
В Истэрнеле повсюду царила осень — сухая и тёплая. Уютная. Это золотое время года всегда бывало самым длинным, неторопливо ступающим декаду за декадой. Нехотя уступало оно место зиме — короткой и снежной. Да и не только зима — и юная, зеленовласая весна, и лето — палящее, знойное — были здесь короткими. Проносились, кружа хороводом малахитовых красок, и вновь поспешно отступали перед ней: рыжей плутовкой — осенью.
В Университетском саду господствовала тишина. Осыпанные багрянцем деревья безмолвно взирали в подернутое серой пеленой туч, небо. Ни ветерка, ни звука. Но вот вдалеке показался кто-то… Присмотревшись внимательнее, в прогуливающемся по пустынным аллеям человеке читатель без труда узнает Дарка. Высокий, статный маг неторопливо ступал по усыпанной золотом листьев, хитроумно петляющей меж деревьев, дорожке. Кажется, он упивался покоем и глубоким безмолвием, вдыхая чуть заметный, терпкий запах тлена. Кому, как не ему, остро чувствовать это великолепие; слышать мягкую, крадущуюся походку Владычицы? Дарк всегда любил осень, если, конечно, слово «любить» может быть применимо по отношению к суровому некроманту. Это время года ярко напоминало о бренности всего сущего, но, в то же время давало понять — всё умирает, чтоб по весне начать новый круг жизни. Природа божественно мудра, и безбрежно прекрасна.
Дарк часто прогуливался здесь, устав от шума и суеты, царивших в Университете повсюду — от лабораторий, запрятанных глубоко под землей, где творили свои опасные опыты ученики-алхимики до высоких башенных шпилей, облюбованных воздушными магами. Он размышлял. Бросить бы все, и отправиться странствовать по мирам, как его ученики. Вот уж больше трехсот лет провел он в Высшем университете. Когда-то, по молодости он мечтал быть Наставником… Но слишком просто исполнилась та мечта — с легкой руки Архимага Дагона он стал главным на кафедре Тьмы.
