Пола Вольски - Великий Эллипс
— Не совсем, сир.
— В горах? В долине? Рядом с каким-нибудь большим городом? Ну, давай, подскажи мне.
— Дело в том, Ваше Величество, по правде говоря… — Невенской непроизвольно положил свою потную от страха ладонь на вновь взбунтовавшийся живот. Его голова заработала. Проверено: самое лучшее — разбавить очевидное невероятным. — Дело в том, что Чтарнавайкуля больше нет. Деревню нельзя пощадить, так как ее больше не существует.
— Как?
— Сама природа предвосхитила разрушительную силу грейслендских захватчиков, — печально заключил Невенской. — Это случилось двадцать лет тому назад, во время весенней оттепели. Толчки землетрясения — довольно частое явление в этой части света — низвергли сели невероятной разрушительной силы. Широким потоком сель с окрестных гор хлынул в долину и затопил, сравнял, стер с лица земли родину моих предков. Чтарнавайкуль исчезла, будто кто целиком проглотил ее. Те, кто выжил, в отчаянии покинули место трагедии. Как будто деревни никогда и не было, даже имя ее стерлось из памяти. — Глаза Невенского затуманились, словно он далеко ушел в прошлое и там растворился.
— Честное слово, грустная история, — король Мильцин тряхнул своей завитой головой. — Сожалею, дружище, искренне сожалею. — Он на секунду задумался, и вдруг новая мысль пришла ему в голову. — Ты сказал «те, кто выжил». Среди них, вероятно, были твои родственники и друзья?
У него была семья. Два родных брата, бесчисленное множество двоюродных, дяди, тети, армия племянников да племянниц. Все они жили в Нижней Геции, в городе Фленкуц и в его окрестностях. Он не общался с ними последние лет пятнадцать или более. Несомненно, все они считают никудышного малыша Ница давно мертвым, и у него не было ни малейшего желания разубеждать их в этом.
— Мы спасем их, — проявлял заботу Безумный Мильцин. — Мы уведем их с дороги, по которой продвигаются грейслендские войска, и вернем в Тольц, и ты будешь пировать в их компании день и ночь. Ну как, Невенской, здорово?
Бурление в животе возобновилось. С болью в голосе, которая как нельзя лучше подходила к случаю и реально отражала физические страдания, он ответил:
— Никого не осталось в живых, сир. Унесены чумой, умерли от голода или погибли от несчастного случая. Так много смерти вокруг!
— Что — все ?!
— Увы, сир, ваш слуга один как перст на всем белом свете.
— Ну что же, замечательно. Хотя, честно говоря, не верится.
Мильцин ему не верит. Железный кулак сжал его внутренности и начал крутить их. Невенской задохнулся. Он скрючился и схватился за ручки своего кресла. Перед ним на столе стояло пустое блюдо. Еще час назад оно доверху было наполнено кусочками угря в масле с перцем и острыми моллюсками. Лучше бы ему к ним не прикасаться.
— Что это с тобой? Отвечай, что случилось, парень? — глядя на него, потребовал король.
— Ничего, сир, просто секундная слабость, — смог процедить сквозь стиснутые зубы ослабевший магистр. — Воспоминания о потерянных дорогих мне людях всегда производят на меня удручающее впечатление.
— Ну… э-э… да, вы, иностранцы, такие эмоциональные, так ведь? Ну, скажи, чем тебя порадовать? Знаю. Мы разыщем тех, кто уцелел в Чтарнавайкуле, пусть даже они и не твои родственники, по крайней мере, они будут…
Боль разрывала внутренности Невенского, все силы жизни ушли в беззвучный стон.
— Ой! — заволновался и затрещал Искусный Огонь, выражая сострадание. — Что? Что?
— Ничего, прелесть моя, — внутренним голосом ответил ему Невенской. — Человеческие глупости, тебе не о чем беспокоиться.
— Я могу помочь, я сильный, я смелый, я большой, большой, БОЛЬШОЙ! — с этими словами Искусный Огонь вспыхнул.
С невероятной силой винтообразный столб зеленого пламени вырвался из реактора и уперся в потолок. Потрескивание маленькой искорки превратилось в рык огромного хищника, поплыл зеленоватый дымок, и щупальца поползли в сторону, отделившись от огненного столба, разветвляясь змеями.
— Что это случилось с нашим другом? — глаза Безумного Мильцина по-детски изумленно расширились.
— Действительно. Что ты делаешь? — из своей головы, полной растрепанных мыслей, телепатировал Невенской.
— Я — большой, я — сильный, я — великий, я — грандиозный, я — ИСКУСНЫЙ ОГОНЬ, я — большой, я расту, я больше всех…
— Нет. Вернись к своей исходной величине.
— НетНетНетНетНетНетНетНетНет!
— Я не разрешал тебе расти.
— Большой! Сильный! Голодный! Есть! Я огромный, я чудесный, я утонченный и прелестный, я победитель, я повсюду, я — ИСКУСНЫЙ ОГОНЫ
Невенской почувствовал необузданную энергию, наполнившую его, и это было великолепно, торжествующе, ненасытно. Он был громадный, он был чудесный, он был творец и разрушитель, император и жаждущий бог, голодный, и это было хорошо хорошохорошо, и он был великолепно БОЛЬШОЙ…
Но внутри себя Невенского ощущал и боль, которая пожирала его наряду с радостью, и боль ослабляла его волю, даже туманила его восприятие реальности.
— Нет, — даже в глубинах своего магического сознания ему не удавалось сформулировать четкую сдерживающую формулу. На элементарное «нет» ему пришлось потратить колоссальные усилия. И, похоже, впустую, поскольку Искусный Огонь проигнорировал его.
— Я все исправлю, я испепелю этот влажный мясной ком, который причиняет страдания твоему желудку. Он уменьшается, ЕмЕмЕм, уменьшается, тебе уже лучше, Ем.
— Великолепное зрелище, — восхищенно воскликнул его величество. — Наш умный зеленый друг кажется таким оживленным, полным восторга.
Даже путем чудовищного напряжения ему не удавалось восстановить контроль над ситуацией, конвульсия страха парализовала интеллект и силы Невенского, вытеснив физическую боль. Он господин, он должен управлять. Он должен. Он сделал спокойный, глубокий вдох и снова попытался внутренне сконцентрировать свои силы:
— Опустись. Прими свой изначальный размер.
Он ожидал мгновенного подчинения, но Искусный Огонь продолжал сопротивляться.
— Большой! Пожалуйстапожалуйстапожалуйстапожалуйстапожалуйста!
— Маленький. Немедленно. Подчиняйся. Не шути.
Неохотно, фыркнув облаком искр, пламенный столб начал спускаться вниз, сжимаясь и сморщиваясь, уменьшаясь в высоте и ширине, попутно выпуская щупальца и блестящие узкие длинные ленты. Вновь оказавшись в реакторе, он принял облик сердито потрескивающего зеленого пламени обычного домашнего камина.
