Феликс Крес - Страж неприступных гор
— Она преступница, которую следует казнить на площади, — спокойно сказал Мольдорн.
— А ты, господин, обычный дурак с математическими способностями, но не более того. Каких наград ты хочешь для нее за добрые поступки, если столь усердно требуешь кары за дурные?
— Хватит уже лаяться, ваше благородие, — предостерегающе проговорил посланник. — Чаша терпения может в конце концов переполниться.
— И что ты тогда сделаешь, король всех глупцов?
— Перестаньте, — потребовал Готах.
— Нет, я хочу услышать ответ, — заявила посланница, откинувшись на спинку стула и слегка приподняв свои королевские брови. — Его благородие Мольдорн — грубиян, негодяй и глупец среди глупцов; присутствие его среди нас я считаю мучительным наказанием. Только за что?
— Кеса…
— Нет, — отрезала она. Готах никогда еще не видел жену такой. — Подумай о том, что близок тот миг, когда ты услышишь от меня: его благородие Мольдорн или я. И тебе, увы, придется выбирать.
— Ты ведь не всерьез?
— Ну конечно шучу… Ты грубиян, глупец и негодяй, Мольдорн, — заявила она математику. — Что ты на это ответишь? Сожжешь меня вырванным из Полос огнем? А может, превратишь в камень?
Последовала короткая пауза, затем, совершенно неожиданно, Мольдорн рассмеялся.
— Превратить в камень? Ты уже камень, Кеса, — доброжелательно заметил он. — Как ты наверняка слышала, ваше благородие, мне в жизни приходилось немного иметь дело с женщинами… Одна из них была даже посланницей, к тому же моей женой, ибо это не совсем сплетни и слухи. Но Слава не была такой, как ты. Немного жаль. Прости мне мою грубость. В глупости не обвиняй, ибо это неправда. А негодяем я имею право быть, ибо борюсь за справедливое дело, и значение имеют мои поступки, а не натура.
Ему удалось застать посланницу врасплох.
— Однако ты слегка зарвался, — помолчав, сказал Готах. — Ведь сейчас ты скажешь, что и поступки, по сути, не имеют значения, поскольку важна цель, а справедливая цель оправдывает любые средства… Это высказывание далеко не ново, Мольдорн.
— Не ново и не ложно. Лишь бы вера в человека и добрые намерения Кесы оказались более спасительными для мира, чем подлость негодяя Мольдорна… Но скорее подлый Мольдорн спасет мир. А почему? Потому что так уж оно есть. Доброй вам ночи, а ты, прекрасная госпожа из камня, еще раз прими мои извинения. Вероятно, я всегда буду твоим оппонентом, но, надеюсь, никогда не стану врагом.
— Почему ты никогда со мной так не разговариваешь, Мольдорн? — с легким упреком спросила она, платя математику за неожиданную вежливость.
— Потому что мне не хватает терпения. Потому что я всю жизнь слышу: «с одной стороны… но с другой стороны…». Если я даже и негодяй, то Шерер для меня крайне важен. Я хочу его спасти, и меня ничто не остановит. А суждения, которые я высказываю, может, и кажутся опрометчивыми, однако следуют не только… из того, что ты назвала «женской интуицией», то есть из внутреннего убеждения в чем-либо. Прежде всего — из иного хода рассуждений.
— Какую ошибку я совершила в моих рассуждениях?
— Методологическую, ваше благородие, — язвительно сказал математик. — Ты даешь процентные оценки, я же оперирую абсолютными величинами. Ты говоришь: княжна добра, поскольку делает лишь половину того, что могла бы делать, будучи Рубином. Я говорю: это преступница, ибо она совершила сотню преступлений, и не имеет значения, что она могла бы совершить их двести. Добра ли она потому, что носит в себе Рубин? Ведь таким образом, Кеса, ты оправдываешь почти любое преступление. Притаившийся с ножом в переулке грабитель тоже добр — ведь он всю жизнь был голоден; пират тоже добр — ведь его ежедневно бил в детстве пьяный отец, потом отца сменил капитан корабля… Каждый из них носит свой Рубин — у одного это голод, у другого гнев… И каждый из них наверняка мог бы творить больше зла, чем творит. Однако объективно это гнусные люди, и — опуская приводящие к тому причины — следует ожидать от них дальнейших гнусностей. Так что твоя вера в подобных людей — лишь вера, ваше благородие. Наивная.
Из соседней комнаты появился Йольмен.
— А вы все еще разговариваете? Пойдем со мной, Мольдорн. Я же просил, чтобы ты нашел немного времени! — укоризненно напомнил он. — Я нашел в уравнениях Тамената нечто такое, чего совершенно не понимаю. Помоги мне.
— Да. Я как раз собирался идти к тебе.
После нескольких месяцев разлуки Готаху мечталось о любовных утехах, но оказалось, что… он к ним не способен. Мужская сила редко его подводила, так что он разумно поискал причину там, где ее и следовало искать, а именно — между ушами, и вовсе не ниже. Вечерний разговор его взволновал; он слушал жену, слушал… товарища, но не друга… Ему хотелось продолжить разговор, прочие желания могли и подождать.
То же самое чувствовала и Кеса.
Они лежали в мягкой постели, в кровати под балдахином, достойной дартанской королевы. За окнами царила теплая ночь, комнату пересекала полоса лунного света.
— Не представляю, как она это терпит, — сказала Кеса, думая о Ридарете. — Этот Предмет… Рубин… он мертв, это лишь слепая сила. А я воспринимаю его как проклятое, дурное существо, демона, поселившегося внутри живой женщины.
— Прежде всего — увы, не живой. Для того чтобы описать… существование Ридареты, просто нет подходящего слова, Кеса. Ты живешь, я живу, но она, вместо того чтобы жить… рубинствует?
— Ведь Рубины Дочери Молний — даже не настоящие рубины, — задумчиво прошептала она. — Это небольшие красные предметы, слегка похожие на драгоценные камни, но не более того.
— И что из этого следует?
— Ничего. Нет, я… просто так, говорю вслух то, что приходит мне в голову. Знаешь, как это приятно? Лежать так и говорить что хочешь… Не нужно думать о собственных словах, поскольку я не решаю никаких дел, не исполняю никакой миссии… Мне очень хорошо здесь, с тобой.
Он протянул руку. Она опустила голову на сгиб его локтя.
— Но это не демон, — сказала она, мысленно возвращаясь к Ридарете.
— Водка, — ответил он. — Крепкий напиток. Пожалуй, так.
— Не понимаю? Водка?
— Ты когда-нибудь бывала пьяна? Хоть раз?
— Н-нет… — удивленно ответила она, словно только что это осознала.
— В таком случае тебе трудно будет объяснять. Впрочем, пьяных тебе видеть доводилось. Они вроде бы понимают, кто они и что делают, но порой про такого говорят, что за него думала водка. Водка в бочке не делает ничего необычного, самое большее резко пахнет, это всего лишь жидкость — мертвая, неживая. Но если ее влить в человека… тогда совсем другое дело. Княжна постоянно «пьяна», но напивается красиво, очень воспитанно, не так, как большинство людей. Время от времени она теряет контроль над собой и делает то, что диктует ей выпивка, а потом снова берет себя в руки и, хотя все равно видно, что она пьяна и ведет себя как пьяная… кое-как выдержать с ней можно. Если согласиться со всем тем, что ты про нее рассказала, именно так это и выглядит. А твоей оценке я доверяю.
