Сергей Шведов - Варяжский сокол
– Я решил, – резко поднялся с места Турган. – Каган-беком быть отныне моему сыну Обадии, от сего дня и до окончания войны с русаланами. Крепость Варуна должна быть разрушена, а атаманы либо приведены к покорности кагану, либо истреблены. Беком Правого крыла будет ган Бегич, а беком Левого крыла рабби Ицхак. Жду от вас победы, беки. А за поражение спрошу строго, не пощадив ни своих ближников, ни родного сына.
Возможно, далеко не всех собравшихся в тронном зале ганов обрадовало решение Тургана, но возражать и спорить было уже поздно, следовало принять слова, прозвучавшие из уст кагана, как данность и действовать сообразно с ними.
Жучин бросил на Обадию, стоящего рядом, насмешливый взгляд и чуть заметно подмигнул ему. Новоявленный каган-бек растянул пухлые губы в кривой ухмылке. Дядя Ицхак, надо отдать ему должное, сдержал слово. И ситуацию он просчитал лучше сестричада. А Обадии в который уже раз не хватило ума и настойчивости, чтобы самостоятельно решить свои проблемы. Все-таки опыт – великая вещь, а Жучину его не занимать. В отличие от каган-бека Обадии, чья жизнь прошла в столице каганата, Ицхак-бек повидал мир. В Русалании Обадии без Ицхака тоже не обойтись, ибо на победу сделана слишком большая ставка. Поражение же поставит крест на притязаниях старшего сына Тургана, ибо удел побежденных – забвение. И каганом в свой черед станет Ханука – человек, которого Обадия ненавидит больше всех на свете.
Ближние к Обадии ганы и беки собрались в его дворце, чтобы отметить одержанную победу, однако сам каган-бек не разделял их оптимизма. Что, впрочем, не помешало ему попотчевать собравшихся отличным вином. Дворец Обадии достался от деда-рахдонита, который до того радовался удачному браку своей любимой дочери Серах, что отдал за ней в приданое чуть ли не половину своего состояния. Впрочем, сын рабби Авраама тоже не остался внакладе, ибо получил в наследство главное богатство умного человека – связи. Старшая сестра покровительствовала Ицхаку, и с ее помощью он быстро стал одним из ближников кагана Битюса. Впрочем, Жучин не плошал и сам, во много раз увеличив оставленное рачительным отцом богатство. Что же касается влияния на дела каганата, то сегодняшний день показал, насколько оно велико. А ведь Турган не любит Ицхака, да и Обадия относится к своему дяде прохладно, и тем не менее вышло так, как захотел Жучин. И это при том, что сын рабби Авраама отсутствовал в каганате почти год. Но когда пришла пора принимать важные решения, то вдруг выяснилось, что самым осведомленным человеком в Итиле является именно он. И каган это оценил, назначив нелюбимого Жучина беком Левого крыла. А вот бек Вениамин, проторчавший весь этот год в Итиле и вроде бы изучивший и ближников, и самого кагана вдоль и поперек, все-таки опять остался в тени, обойденный вниманием не только Тургана, но и самого Обадии. Ган Карочей захмелевшему Вениамину не сочувствовал и, подливая вино в его быстро пустеющий кубок, не забывал посыпать соль на раны страдающего человека:
– Нет, скажите мне на милость, кто он такой, этот ган Бегич, чтобы назначать его беком Правого крыла?
– Выскочка, – тяжело выдохнул объевшийся на пиру у каган-бека Вениамин.
– Кабы он был только выскочкой, то я бы не стал заводить с тобой этот разговор, уважаемый рабби, – понизил голос до шепота Карочей. – Положа руку на сердце, Вениамин-бек: ты Бегичу веришь?
– Конечно нет, – удивился вопросу рабби.
– Помяни мое слово, бек, он подставит Обадию и тем самым откроет путь к булаве Хануке.
– Это ты погорячился, ган Карочей, – упрямо покачал головой Вениамин. – Бегич предан кагану душой и телом.
– Так и я о том же, – обворожительно улыбнулся рахдониту скиф.
Вениамин насторожился и бросил на гана встревоженный и почти трезвый взгляд. Ган Карочей всегда удивлял уважаемого бека пронырливостью. Он умел выуживать вкусную рыбку даже из таких прудов, куда Вениамину и в голову бы не пришло закинуть удочку.
– Ты ведь слышал, бек, что я купил дом у купца Джелала, заплатив ему сущую безделицу?
– Слышал, – недоверчиво покосился на гана Вениамин.
– А следом за Джелалом свое имущество стали распродавать и другие персы.
– Ну и что?
– Слух меж ними пошел, что в каганате готовится переворот, – зашипел почти в самое ухо Вениамина ган. – Якобы рахдониты собираются убить Тургана и посадить на его место Обадию.
– Бред, – растерянно проговорил Вениамин.
– Я так и сказал купцу Джелалу, когда он мне намекнул на такую возможность. А перс мне возразил, что он собственными глазами видел письмо, написанное рабби Зиновию одним очень известным в Итиле беком-рахдонитом, где подробно описана подготовка заговора против Тургана.
– Этого не может быть, – промычал посиневшими губами Вениамин. – Как это письмо могло попасть к персу?
– Оно попало не к персу, а к одному из ближников кагана, и я даже догадываюсь, кто мог переправить это письмо из Волыни в Итиль.
– Кто же?
– Боярин Драгутин. Ему ведь выгодно натравить кагана на сына Обадию.
– Ты считаешь, что это письмо у Бегича?
– Не уверен, – покачал головой ган. – Средь ближников кагана у Обадии и без Бегича есть немало недоброжелателей.
– И ты полагаешь, что каган видел это письмо?
– Не знаю, – пожал плечами Карочей. – Но слухами земля полнится. И если о грядущем заговоре прознали персы, то почему бы о нем не прознать и Тургану. Казнить без причины своего старшего сына и его ближников он не может. Мало ли какие слухи ходят по Итилю. Да и письмо еще само по себе не доказательство, его ведь можно просто подделать. В любом случае казнь сына, пусть и виновного, любви народа кагану не добавит. Не говоря уже о ближниках Обадии, людях влиятельных и далеко не слабых, способных противостоять кому угодно, даже самому кагану.
– Хочешь сказать, что Турган собирается устранить нас всех чужими руками?
– А почему же нет, уважаемый бек, – обворожительно улыбнулся собеседнику Карочей. – Ган Бегич подставит Обадию, боярин Драгутин ударит, и угроза исчезнет по крайней мере на ближайшие десять лет. Пока не подрастет Ханука и не заявит о своих притязаниях во весь голос.
Первой же мыслью, пришедшей в протрезвевшую голову Вениамина, была мысль о шантаже. Но, пораскинув мозгами, бек ее отбросил. Гану Карочею незачем убивать рабби Зиновия и рыться в его вещах, кроме того, скиф просто не умеет читать. Ну и наконец, ган и без того знает о заговоре практически все. И если бы он захотел предать своих соратников, то сделал бы это, не прибегая к трюку с письмом. Да и зачем гану смерть Обадии и Жучина, которые все эти годы ему покровительствуют? А в окружении кагана скифа, мягко говоря, не любят, и тот же ган Бегич отдаст руку на отсечение, чтобы увидеть его на виселице. Нет, Карочей не предаст – ему это невыгодно. Зато Тургану в создавшейся ситуации действительно выгодна смерть Обадии, а о ближниках кагана и говорить не приходится, эти зубами готовы грызть богатых рахдонитов. Выходит, Вениамин зря завидовал Жучину. Дело-то здесь не в Ицхаке, а в кагане, решившем приготовить сыну ловушку и одним махом избавиться от всех его сторонников. Еще совсем недавно Турган ни о какой войне и не помышлял. Более того, готов был идти навстречу атаманам. И вдруг почти в один миг поменял решение. И сделал то, чего от него рахдониты не могли добиться в течение года – назначил старшего сына каган-беком. Варяжский Сокол, что ли, его так напугал? Ой ли! Вениамин все больше склонялся к мысли, что Карочей, скорее всего, прав, и хитроумный Гепард, воспользовавшись чужой подсказкой, решил разыграть свою комбинацию.
