В. Бирюк - Пейзанизм
-- А куда от этого голова делась?
-- Ты что, в темноте видишь?
-- Ну. А чего? Куда голову-то дели? А, вижу, вон - в кусты закатилась.
Не у меня, не особо важный, но все-таки бонус появился. "Ночное зрение", которое совсем не ночное, а сумеречное - очень полезная штука. В отсутствие нормального освещения и всяких инфро- ультро- и тепло-визоров. Хорошо, что термочувствительные ямочки, как у змей, не выросли. Нам и своих колбочек с палочками должно хватить.
По моей команде Ивашко с Ноготком подхватили одного из мертвяков, засунули в принесённый мешок, и потащили к месту стоянки нашего гужевого служебного мощностью в одну лошадиную. А я воспользовался полным ошалением Всерада и, пока он прислушивался к процессу переноса батюшки родимого, успокоенного и упакованного, стал его теребить по поводу путей-дорог к этому самому скрытому святилищу "медвежатников", плана тамошней местности, уровня обороноспособности и прочее. Парень отвечал, глядя вслед трупоносам, не сильно понимая. Кажется, я уже и "спрашивать" научился. Другое дело, что молодой "паук" сам-то знал мало. По многим вопросам и сказать ничего не мог. Постоянные отсылки к Хохряку, к покойному Кудре, к "голядине"... Подошёл Чарджи, послушал это меканье.
-- Что с ним делать будем?
-- Ону олдурмек (убей его).
Чарджи аж ахнул. Темно, но, предполагаю, он и ухмыляться перестал. То-то он ругался в усадьбе себе под нос - думал его никто кроме Ноготка, и Ивашки понять не может. Теперь будет и в моем присутствии меньше комментировать.
-- Дил белиуор мусун? (Знаешь наш язык?)
-- Белиуорум. Уапмак. Силахларини. (Знаю. Делай. Их оружием)
Чарджи оглянулся. Ничего не увидел. Неудивительно - я вот тоже ничего не вижу. Только лица смутно белеют. Потом он сдвинулся, пошевелил что-то в траве... "Х-ха", сильный выдох Чарджи слился с хрустом железа, врубающегося в позвоночник Всерада, с всерадовым вскриком боли. Удар швырнул его мне на грудь. Прямо перед глазами оказалось лицо юноши с широко распахнутыми глазами. Он пытался выгнуться, дёргал за спиной связанными руками. Чарджи пошевелил засевший в теле топор, там скрипнуло застрявшее в позвонках лезвие. Всерад дёрнулся, еще шире распахнул глаза и рот. "Глаза вылезли из орбит". Но - не звука. Потом Чарджи выдернул топор. Ещё одна попытка парня что-то сказать, вздохнуть... Я отпустил его, тело завалилось вбок и на спину.
-- Сейчас сдохнет. Сто ударов сердца. Может быстрее, может медленнее. Неудобно рубить - темно и руки на спине связаны.
-- Ладно. Давай-ка и его в мешок. И собрать все на поляне.
-- Грязно.
-- Грязно - не грузно. "Грязь не сало - подсохла и отстала". Надо так прибрать, чтобы все решили что здесь "пауки" между собой перерезались.
-- Эти? Перерезались? Да они же землееды. Смерды. Они же драться-то не умеют.
Ё-моё. Точно. Бойцов среди них нет. Значит должна быть масса поверхностных ушибов, ранений, порезов, ссадин. Два человека одинакового вооружения, комплекции и мастерства могут убить друг друга только путём длительного мордобоя, членовредительства и кровопускания. Если быстро проникающим - это редкость. А здесь четыре трупа. Ну и что делать? Давай Ваня, исполняй: скальпирование, выдавливание глаз, посмертные переломы, драть мертвякам морды ногтями...
Не знаешь что делать - не делай ничего. Думай. "Ничего" означает ползание на коленях зигзагами по хлюпающей местами полянке. Хлюпающей, естественно, кровью человеческой. Хорошо хоть Чарджи никому внутренности не выпустил. Или там - мозги. Естественно, принц этот торконутый, в уборке местности участия не принимал. Хоть заменил Ивашку в деле транспортировки покойничков. У ребят уже слаженно получается.
Каждое дело требует навыка, который вырабатывается многократным повторением. Трупы таскать они уже наловчились. Вот придумаю, как сделать холодильник и открою морг. Первый обще-свято-русский. На принципах всеобщей демократии и равноправия. Хоть холоп, хоть князь, а мы тебе на ножку - бирку единого образца и порядковый номер.
Наконец, трупы и целых два мешка всякого барахла унесли. Я даже залез в реку и полежал на броде. Мокрость и липкость, прежде распределявшаяся по телу пятнами, сменилось общей сыростью и промозглостью. Дробно стуча зубами присоединился к последней ходке моих потаскунов и носильников. Возле телеги хоть костерок горит. Быстренько подкинули веток и осмотрели друг друга. "Вампиры нажрамши". "Нажрамши" - потому что все в этом во всем. "Вампиры" потому что... Ну, и так понятно. Конёк вздрагивал, прядал ушами, от меня вообще шарахался. Парни уложили и увязали покойников с барахлом на телегу и двинулись вперёд. А я за ними шагах двадцати. Думая и выбивая "танец с саблями". И зубами, и ногами, и другими... частями тела.
Только часа через два, когда взошло солнце, я немного согрелся, остановил наш караван и изложил своей дружине собственное видение произошедшего. Меня дважды поправили: следы засады "пауков" на тропе и наши в березняке - видны и неустранимы. Снова прошлись по цепочке наших действий. Очень старался давать информацию дозировано. Парни явно поняли, что я не все им рассказываю. Когда это дошло до Ивашки, он наезжать начал:
-- Господине! Ты что, ты мне не веришь? Да я..., княже...
Вот после "княже" пришлось его останавливать уже дрючком. Чарджи переглянулся с Ноготком, сделал стойку как охотничья собака. Но рот ему открыть я не дал, погнал телегу дальше.
А мух сколько налетело... Вроде бы лес... А вот же - всякая жужжащая мерзость слетается на запах крови прямо облаком. И нет чтобы уже готовую с одежды слизнуть, а все норовит и под кожу забраться, да прямо из живого испить.
На лужок перед Рябиновкой выкатились еще часа через два. Солнце уже высоко, греет по-настоящему. В канаве напоследок помылись, себя и мертвецов осмотрели, Чарджи оружие своё проверил. Вроде все хорошо, но какое-то...
Понял я только когда к воротам по косогору подъезжали - нет следов от стада. То есть - следы есть, но свежего дерьма нет. Стало быть, стадо сегодня не выгоняли. И ворота прикрыты. Подъехали к воротам, стали открывать. А там...
А там полный двор мужиков. "Пауки" толпой и незнакомые оружные дядьки.
-- Вот они! Душегубы!
"Пауки" кинулись, было, к нам, но откуда-то со стороны поварни донёсся мощный рык:
-- Стоять! Назад! Посеку всех!
Оружные дядьки дружно вытащили свои железяки типа "меч русский форменный" и шагнули навстречу "паукам". Те остановились и нехотя стали опускать своё дубье. От поварни подошёл издаватель рыка. "Муж ярый" - написано прямо... везде. И на красном уже с утра лице. "Уже" - потому что Домнину бражку я чую метров с пяти. И по красному кафтану. Потёртому во многих местах, но за отворотами... пока не видно, но я чувствую - должен быть малиновый цвет. Пояс блестит, цепь на груди блестит, перстень на руке блестит. Морда тоже блестит. И лосниться.