Яцек Пекара - Меч ангелов (ЛП)
– Я не желаю, чтобы вы оскорбляли человека, который прибыл, чтобы помочь мне, – сказал Сфорца, когда Весёлый Палач уже покинул комнату.
– Буду иметь это в виду, – ответил я.
Мне было интересно, что может связывать этих двух людей. Брата из Апостольской столицы и странного персонажа, казалось, лишённого человеческих качеств, но обладающего широкой, хотя и дурной, славой. Неужели элемозинарий собирается в расследовании и изучении ересей (кстати, весьма предосудительна эта его внезапная тяга влезать не в своё дело) использовать подобных существ? Впрочем, не думаю, чтобы в мире нашёлся кто-то другой, похожий на Весёлого Палача из Тианнона. Хотя, насколько я знал жизнь, рано или поздно найдутся последователи подобного поведения, которые захотят быть похожими на Гаспара Лювайна как внешним видом, так и поведением. Впрочем, такова уже человеческая природа, что тянется ко злу и греху, как мотылёк к горящей свече. И у меня не было сомнений в том, что Весёлый Палач человек одинаково и злой, и грешный. И при всём этом, по всей вероятности, не в своём уме. Что не меняло того факта, что в союзе с братом Сфорцей они могли оказаться опасными не только для города Столпена, судьба которого волновала меня в незначительной степени, но также и для вашего покорного слуги.
* * *Допрос Матиаса Литте должен был начаться на рассвете следующего дня, и в этот раз я не проспал. Но когда я вошёл в комнату, то увидел, что палач уже хлопочет у очага. Он увидел меня и обратил ко мне лицо, или, вернее, золотую улыбающуюся маску, которую носил на лице.
–А вот инквизитор, что дружбу мою отвергает, Но о талантах моих сейчас он узнает. Не сможет Гаспара уже презирать, Коль волшебство инструментов его довелось увидать.
Я отступил на порог, поскольку не намеревался ни разговаривать с этой тварью, ни даже спрашивать его о брате Сфорце и обвиняемом. Однако вскоре я услышал на лестнице голос настоятеля Ламбаха, который терпеливо толковал, что, возможно, искренняя молитва с трупоедом принесёт лучшие плоды, чем причинение ему страданий. Определённо, я слышал обеспокоенность в его голосе, потому что он наверняка впервые должен был участвовать в допросе, связанном с пытками. Что ж, для людей деликатного нрава этот опыт и впрямь не относился к самым приятным, хотя ко всему ведь можно привыкнуть...
– Ну, приведите этого людоеда, – приказал кому-то Сфорца шутливым тоном, и я услышал два хрипло ответивших голоса и стук подкованных подошв.
Я развернулся, вошёл в комнату и сел на табурет у сбитого из досок стола, установленного на козлах. Минуту спустя вошли и элемозинарий с настоятелем.
– Слава Иисусу Христу, - торжественно произнёс Ламбах, как только меня увидел.
– Во веки веков, – ответил я.
– Здравствуй, Гаспар, – воскликнул весьма весёлым тоном Сфорца, игнорируя моё присутствие.
–Когда на тебя с неохотой глядят, радостно друга здесь увидать, -
пропищал Весёлый Палач, энергично кивая головой.
Элемозинарий подошёл к нему и дружески похлопал по плечу. Я заметил, что Палач из Тианнона вытянулся при этом, словно собака, которую приласкал хозяин.
Я услышал шарканье ног, сдавленные проклятия, и в комнату вошли два здоровяка (которых я не видел раньше никогда), которые тащили за собой Матиаса Литте. Одежда трупоеда была потрёпана, волосы слеплены засохшей кровью, глаза опухли от синяков, а нос почти раздавлен.
– А кто его так обработал? – спросил я.
– А кого это волнует? – ответил Сфорца вопросом на вопрос. – Разложите его на столе, – приказал он.
Мужчины бросили обвиняемого на стол посреди комнаты как мешок картошки. Литте что-то простонал, и тут же получил кулаком прямо в зубы. Я вздрогнул, но решил промолчать, зная, что моё мнение о ходе допроса в ни в малейшей степени не интересует брата Сфорцу. Потом руки и ноги Матиаса Литте были связаны так, что он лежал на столе, как распятый, а верёвки проходили внизу. Весёлый Палач что-то напевал и поворачивал инструменты над огнём. Я заметил, что Литте пытается поднять голову и посмотреть, что происходит.
Священник разложил рядом со мной свой пергамент и убедился, что его перо хорошо заточено. Затем посмотрел в мою сторону и улыбнулся немного обеспокоенной, немного испуганной улыбкой.
– Ну, начнём. – Сфорца потёр руки, а потом обвёл взглядом влажные стены. – Принесите нам бутылочку водки или какого-нибудь вина и кружки, – приказал он здоровякам, которые уже стояли у двери и тупым взглядом смотрели на обвиняемого. – Нужно немного набраться сил. – Он подмигнул настоятелю, и Ламбах засмеялся, как по команде.
Искоса я наблюдал за элемозинарием, который с явным удовольствием переводил взгляд с Матиаса Литте на Весёлого Палача, повернувшегося теперь к нам спиной. Я заметил, что пальцы Сфорцы снова невольно выполняли те странные движения, как будто посланник Святого Отца кого-то душил или ломал что-то на куски.
–Не достанется вина тебе, брат, но у Гаспара есть, что тебе дать –
почти пропел Весёлый палач, и раскачивающимся шагом потрусил в сторону Матиаса Литте. В защищённых перчатками руках он нёс горшок, над которым поднимался пар.
–Погляди, дружок, тут в горшке кипяток. В горло нальётся, и палач посмеётся! –
Он наклонился над столом и заметил, что обвиняемый смотрел на него выпученными от страха глазами.
Однако Весёлый Палач не привёл своей угрозы в жизнь, а просто плеснул кипятком на колени и бедра Матиаса Литте, а потом поставил горшок разогретым дном на его голый живот. Литте пронзительно заверещал и дёрнулся, но верёвки держали его крепко. Он не сумел сбросить с себя тяжёлый горшок, хотя сосуд закачался на его животе. Весёлый Палач прижал его, напевая себе под нос что-то, что на этот раз я не понял. Литте кричал всё время, страшным, охрипшим, полным боли голосом. Слишком часто я участвовал в допросах, чтобы это могло произвести на меня впечатление, но я заметил, что лицо настоятеля становится всё бледнее. Сфорца, между тем, улыбался, и, казалось, всё происходящее его забавляет.
– Гаспар, ещё рано, – сказал он мягко. – Сначала вопросы.
–Хе-хе-хе, хе-хе-хе,
Брат вопрос задаст тебе, -
петушиным голосом запел Весёлый палач.
Он взял горшок правой рукой и снял его с живота Литте. Но не успел я понять, что происходит, он с размаху врезал трупоеду железным дном прямо по сломанному носу. Одновременно он проехался грубой рукавицей по и так уже обожжённой и отстающей от тела коже бёдер. Пытаемый завыл и забился в путах.
– Прекрасно, – произнёс я. – Интересно, как его теперь допрашивать.
