Владимир Васильев - Натиск на Закат
Герой Станислава Лема умер, потому что забыл дышать. Не помню ни имени героя, ни названия рассказа: в детстве читал его книжку. Я тоже чуть не умер от остановки сердца, когда увидел Анюту.
— Что же вы, Святослав Олегович? Марфа сказала, что не видела вас в столовой? Или вы святым духом питаетесь?
Она опять принесла термос с чаем и какую-то снедь.
— Бывают такие дни, Анюта, когда забываю о том, что надо есть. Глядя на вас, забываю о том, что надо дышать.
Она густо покраснела и, поставив на стол принесённые пластиковые контейнеры, поправила завиток волос. Анюта и на этот раз пришла в спортивном костюме. Никакого жеманства! Кто же в спортивном лагере носит вечерние платья?! Это я вчера, можно сказать, выпендрился. Сам себя вогнал в краску, вспомнив о фривольном шарфике, что повязал на шею вместо галстука. И чего это на меня нашло?
— Вас с утра до вечера гоняет тренер на стадионе?
— По утрам. Иногда, до обеда, Ильич устраивает нам кросс. А так весь день, кто смотрит сериалы, а кто ищет уголок, где можно почитать. У нас не только видеокассеты, но и библиотечка неплохая. Телевизор постоянно включают на полную громкость, и от него уши вянут уже на пятой минуте.
— Приходите ко мне с завтрашнего дня и читайте. Здесь никто вам не помешает. Отдаю эту гостиную в ваше распоряжение.
— Боюсь помешать вашей работе.
— Если пожелаете застать меня на работе, то заходите к Семёнычу. Там я с ним обычно в шахматы играю.
— Да что вы говорите? Семёныч нам признался, что играет только в карты или домино.
— Буду учить его. В старости полезно что-то новое познавать. Спасу его от деменции.
— У вас грандиозные планы. Вынуждена бежать, обещала помочь подруге.
Я вызвался проводить. Во всём нашем глупом диалоге не слова, а эмоции имели особое значение, и мнится, что мы начали понимать друг друга. Или это только кажется мне? Я проводил и в первый раз поцеловал её. По-рыцарски, лишь запястье её милой ручки.
***В самом деле, день провёл как рыцарь. Утром сокрушил врагов, вставших на пути, а ближе к вечеру имел счастье лицезреть принцессу моей грёзы.
Вот только поздний вечер озадачил меня.
Собрался я отогнать дом на колёсах. И не нашёл его. Кто-то угнал машину? Вряд ли. Такой угон сразу бы стал нам известен.
Рядом с опустевшим местом стоял контейнер. Такой же странный, как и прочие, что поодаль. Вроде бы, похож на двадцатифутовый, но повыше.
Ну, что же, Мутант, и на том спасибо!
***Не дышалось мне ни в Петербурге, хотя и жил на самом распрекрасном Крестовском острове, ни здесь, в мёртвой лагерной зоне. Давно подозревал у себя аллергию на запахи. К врачам бы обратиться, но один сведущий человек просветил меня по этому поводу. Сказал, что лечат эмпирическим путем, не зная причин возникновения этой заразы, от которой и сыпь и прочие побочные явления. В Дагестане легко дышалось! Райский уголок. Если бы местным на мозги не капали ваххабиты, да не было бы коррупции, да… Ай, боюсь, не по душе кое-кому весь длинный перечень моих пожеланий, так что ограничусь двумя пунктами.
Утром вновь открыл окно — и на меня пахнуло дымом от котельной. Ветерок переменился. Вчера, помнится, жаловалась Анюта на холод в казарме. Не греют батареи отопления. По её словам, там отличные печи, сложенные солдатиками ещё в хрущёвские времена. Даже год обозначен на одном кирпиче: 1962. И, как водится, много нецензурных и дембельских фраз. Я от холода в той казарме не дрожал, поскольку жил в ней в летнее время. Были времена, прошли былинные! А ныне надо собрать инструкторов и дать им наказ: горожан на распилку дров, сельчан — на прочистку дымоходов. Чтоб житьё здесь им раем не казалось! Рай, по словам нашего параноика, ждёт нас в местах весьма отдалённых. Все варианты перебрал, ни один не выбрал. Не подходят ни Магаданская область, ни Скалистые горы, ни Урал… Задал Мутант мне загадку.
Начальник решил — колонисты принялись за дело. Кто рьяно, кто с ленцой. Ленивцев-то издалека видно. Взял их, как говорится, на карандаш. Стимул есть: Мутант обещал платить золотом и только золотом. (Откуда только то золото на Урале? Его пресловутая Жива, возможно, Хозяйка не медной, а золотой горы.) Ленивцам чётко говорил: я решаю, кто достоин золотых рублей и медалей, а кто последует вслед за наркоманами. Что удивительно, ленивцы перерождались на глазах. Две-три фразы начальника — и они уже не ленивцы, а конкуренты и, возможно, будущие стахановцы.
***Из столовой возвращался с досадой в душе: не застал Анюту. Шёл за женщиной, что подобно Анюте, несла контейнеры с горячими и холодными пищевыми продуктами, но в отличие от моей Невесты, она была одета не в спортивный костюм, а длинную крестьянскую юбку, а её волосы были убраны под платок.
— Мужу несёте? Приболел? — поинтересовался я.
— Почему приболел? Мы — старой веры. Не вкушаем еду со всеми. Грех это для нас.
— Всё ясно! Веди, уважаемая! Поговорю с твоим мужем.
Не вписывалась эта пара в нашу общину. Мутант выдал мне критерии для персонала. Кого же винить? Мутанта или агента? Золотая заграница всех манит, независимо от веры, а агенты, ясное дело, греют руки на этом деле.
Дверь домика отворилась — и я увидел её мужа. А мужик-то работящий! Приметил его днём. Увы, не подходит он как homo religiosus. Мутанту надобны исключительно здравые хомо сапиенсы.
— Исповедайся, раб божий, сколько агенту заплатил?
— Сорок тыщ содрала. Ни в какую не желала уступать!
— Кто ж тебя надоумил?
— Никто. Объявление прочёл, когда огурцы в Череповец привёз. На моём хуторе нет безбожного радио. И почта у нас своя. Прописали мне, что живут за границей люди нашей веры, и зовут они нас к себе. Мне б в эту заграницу выехать!
— Через нас не получится. Так поступим: я тебе верну половину суммы и бумагу выдам с печатью и подписью. Тряханёшь агентессу. Она должна была объяснить, что староверов не принимаем в нашу общину. Припугни её именем Буйновича. Если не ты, так он из неё душу вытряхнет. После обеда собирайтесь в дорогу. Отвезём вас в Питер за счёт Буйновича. Неси договор. Помнишь ли полное имя агентессы?
— Помню. У нечестивой женщины и имена подобающие: Алисия Владленовна Покрышкина.
Вынес он договор. Глянул я на него и улыбнулся:
— Лиса Алисия, стало быть… Жду у конторы. Пообедай и приходи.
Распечатав у себя в гостиной, сиречь офисе, грозное требование, адресованное Алисии Владленовне, я направился к Семёнычу.
Дверь открыта, на столе — картотека, ключи, а Семёныча нет. Куда же старый побежал впопыхах? Что ж? Его отсутствие не помешает мне оформить документ. Открыв сейф, разобрался с печатями. С оттиском печати документ приобрёл грозный вид. Держу пари, прочитав его, содрогнётся Лиса-Алисия прежде, чем в печали расстаться с деньгами.
