Сергеевич Клеванский - Земля, которой нет
Моя посетительница была, несомненно, прекрасна как ни одна из женщин, она была самой мечтой, воплощением любого, даже небывало дерзкого желания, и тем не менее:
— Ты прекрасна, спору нет. Но живет без всякой славы, средь зеленыя дубравы, у семи богатырей, та, что всё ж тебя милей, — процитировал я.
Вольный перевод с русского, на непонятно — Териальский получился так себе и рифма окончательно заплутала в местоимениях и мудреных окончаниях. Впрочем, смысл сохранился.
— Что ты хочешь этим сказать, халасит?
— Женщины, — покачал я головой, чувствуя, как тело хладеет, а теснота в штанах уступает место дрожи в руках. Близилась решающая схватка, и я должен был тренироваться, а не наслаждаться отменными видами на не менее отменное тело. — Был воином, стал халаситом. Позвольте пройти?
С этими словами я двинулся к двери, но не тут то было. Нимфа, уподобившись гарпии, буквально набросился меня, пытаясь дотянуться своими коралловыми губами до моего рта. Пожалуй, уклониться было одновременно так легко, но и небывало сложно. Искушение было просто невероятной силы.
— Простите, но меня ждут, — сказал я, а потом, немного подумав, добавил. — Надеюсь.
С этими словами я вышел в коридор, захлопнув за собой дверь и подперев её стулом. Этой прелестнице определенно надо остыть, хотя в такую жару это весьма сложно. Сделав всего два шага, я с досадой хлопнул себя по лицу, понимая, что жалеть об этом поступке буду как минимум вечность. Возможно даже чуточку дольше.
За поворотом, ведущим к плацу, меня ждал Старший Малас, и, судя по его лицу, он был не удивлён встретить меня здесь. Тренер стоял, опираясь на свою то ли трость, то ли палку, которая было слишком странной, чтобы не привлекать внимания. Вообще, скорее всего, это был посох, но порой мне казалось, что он вовсе не деревянный, а словно металический.
Старик посмотрел на меня своими невидящими глазами и покачал головой:
— Ты сделал большую ошибку, — прокряхтел он.
— И вы туда же, — вздохнул я. — Конечно сделал.
Малас немного постоял, а потом направился к плацу, жестом приглашая меня следовать за собой. Мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Так или иначе, я тоже шел на тренировочную площадку и нам было по пути.
— Я не про то, о чем ты подумал. Эгния приходит ко всем халаситам, желающим стать воинами Термуна.
Немного сбившись с шага, я поперхнулся и с недоверием посмотрел на спутника.
— Арена открывает раз в двадцать лет… Это ж сколько ей зим?
— Больше чем ты можешь себе представить.
Осенив себя священными знаменами — и крестом Земли и звездой Ангадора, я взмолился всем богам, благодаря их за то что в минуту опасности, позволили мне сохранить рассудок.
— На моей памяти, ты лишь второй, кто посмел ей отказать.
— А первым был Элиот?
— Смышлен, это черта хорошего бойца. Да, первым был Элиот.
Я даже опешил.
— Но если вы тогда были ребенком, а сейчас… сейчас…
— Похож на трухллявый пень? — с кряхтением, лишь отдаленно похожим на смех, подсказал малас.
— Это не то, что я хотел сказать, — задумался я. — Но — да. Как же она тогда сохранила свою красоту?
Старец замер и уставился в открытое окно, через которое были видны бескрайние небесные просторы. Так мы и стояли — старик смотрел, а я все ждал его ответа. Ветер игрался с пылью, заставляя её танцевать перед нами, а о стороны плаца доносились звуки чьей-то тренировки.
— У всех есть своя цена, — наконец обмолвился малас. — Даже у Седого Жнеца.
Я промолчал. Мне стоило сосредоточиться на предстоящем бое, а вовсе не на очередных, безусловно, глубоких и мудрых мыслей этого странного существа.
— Мне всегда было любопытно, — продолжил спутник, когда мы возобновили шаг. — Что может побудить отказаться от олицетворения мечты.
— Очень просто, — пожал я плечами. — Я мог отказать и я отказал. Я просто сделал то, на что были способны лишь двое землян и неспособны тысячи териальцев.
— Она отомстит, — резонно заметил старик. — Страшно отомстит.
— Как и любая брошенная или неудовлетворенная женщина, — философски заметил я. — Но сейчас меня волнует лишь следующий бой.
Старик хмыкнул и взмахом руки открыл дверь, позволяя мне пройти к плацу.
— Да — хороший боец, — бросил он мне в спину и поспешил удалиться, оставляя меня в обществе сабель и еще двух гладиаторов.
Поприветствовав своих товарищей по плацу кивков головы, я поспешил на свое место. Во всяком случае, так его называл я, потому как сложно считать своим кусок стены, который весьма удачно навис над пропастью, где простиралась лишь облачная долина и ничего больше.
Сегодня я, наконец-то, собирался погрузиться в тренировку, о которой мне намеками рассказывал Добряк. Когда-то давно, сидя у костра, он спросил у меня — что важнее, следить за движением меча противника, или за движениями его рук. Тогда я овтетил что рук. Добряк, усмехнувшись, огрел меня прутиком из-под шашлыка, и сообщил что важнее всего — дышать. Будьте уверены, я с гордостью заявил, что даже младенец умеет дышать. На что мне сообщили, что я вообще ничего не умею и пора бы уже начать ночную практику.
Сейчас я уверен в том, что старый, сумасшедший маньяк был прав. Я не умел дышать.
Немного постояв, я вновь ощутил это, теперь уже родное чувство, когда воздух превращается в батут. Легонько спружинив ногами, я как по ступеням, невидимым для глаз обычного человека, взлетел на стену. Отложив в сторону сабли и усевшись, скрестив ноги по-турецки, я прикрыл глаза, втягивая воздух полной грудью.
Двое других бойцов сейчас изнуряли себя выматывающими тренировками. Они растягивали связки, нагружали мышцы бессчётным количеством взмахов своим оружием, приседали, бегали, поднимали и опускали тяжести, отрабатывали финты и приемы, я же лишь дышал. Дышал свободно, полно и легко.
Почти три месяца адских, нечеловеческих тренировок научил меня лишь одному — никогда не забывать дышать. Когда мы корчевали столбы из песка, наши спины и ноги, стали сильнее чем у любого, кто носит ростовой тяжелый доспех. Когда сотни раз отжимались и подтягивались, наши руки и грудь, стали жестче, чем у акробатов в балагане Алиата. Когда сражались с тенью и отражениями самих себя, наше чувство боя превзошло даже волчье. Так к чему же тренировать свое тело сейчас, когда с ним могут сравниться лишь те, кто прошел через те же испытания.
О нет, я не тратил драгоценные песчинки времени на бесполезные упражнения. Я только дышал. Сейчас, сидя на стене, чувствуя перед собой дрожание ветра, это было легко. Но когда обливаешься потом, когда кровь заливает глаза, а мышцы сводит через каждой мгновение, дыхание превращается в пытку. И поэтому было важным, не забывать это делать.
