Тимофей Алексеев - Дети заката
— Но разве нельзя тебе остаться?
— Нет! Теперь пойдём. Роса уже упала и солнечной водою напоила землю, чтоб всё на ней росло, благоухало, чтоб радовало взор и жизнь другим несло. Ты многое узнал, но то ли ещё будет, когда ты сам вникать начнёшь, познать захочешь жизни смысл, блуждать начнёшь во временно́м пространстве, тогда и знания падут к тебе сами собой. Но это всё потом, после того, как я исчезну…
— А может быть, тебя и нет?…
— Так за руку возьми, коли глазам не веришь. Но мой тебе совет: поменьше говори о нас с тобой на людях. Живи, как жил, и памятью живи… Пойдём, охотник…
Глава 14
Лесопатрульный самолёт шёл по малому кругу осматриваемой территории. Видимость была плохая. Дымка от зноя и большого пожара на юго-востоке затягивала горизонт, небо было безоблачным, но с полутора тысяч метров дымка застилала землю. Самолёт шёл, как всегда, над рекой, так как в основном пожары начинались с неё. То рыбаки по неосторожности запалят тайгу, а то по пьяни. Вырвутся из городских квартир, сбегут из-под бабьего контроля, иные даже сети не замочат, да и гуляют суток по двое-трое, потом по бутылкам стреляют. А то и баб чужих прихватят и веселятся. Природа от них отдыхает, только потом — пожары.
Летнаб в кресле второго пилота большим пальцем руки показал командиру спуститься пониже. Шёл уже третий час полёта, и глаза устали. С большой высоты при таком мареве дымточку не увидишь. А прошляпишь при такой сухой погоде — завтра с трех авиаотделений людей не хватит, чтобы потушить. И полетит тогда премия, и месячная, и квартальная.
На подлёте к скитам на Соболёвке увидел небольшое задымление над борами, не тронутыми леспромхозами. Уже по переговорному передал командиру опуститься до пятисот метров. Проходя над каменными вершинами холма, увидел на чистой луговине костры и людей в светлых одеждах.
— Что за хрень? Откуда здесь люди? Да ещё столько! А ну давай-ка ещё ниже пройди над поляной, покрутись. Надо узнать, что за народ и что они тут делают.
Командиру не надо было повторять дважды. Он резко отдал штурвал от себя, и старенький Ан-2, трепеща крыльями, пошёл вниз и стал делать правый разворот над поляной, дав возможность летнабу осматривать её в боковое остекление кабины.
Стояли шалаши, горели костры. Люди были и у реки, и на поляне. Бегали, глядя в небо, дети. Кто-то пытался спрятаться в траве и небольшом кустарнике по-над речкой. Стояла всего одна моторная лодка и больше никакого транспорта.
— Слышь, командир, не ваши ли вертолётчики постарались, привезли сюда этих туристов? Хотя сколько вертолётов надо! Нет, тут что-то не так. Поднимись теперь повыше, только не уходи в сторону, кружи… «Орех», «орех», я борт 1747. Наблюдаю большое скопление людей в нежилом скиту, человек пятьдесят, а может, и больше. Передаю координаты и удаление… Может, высадить группу?… Нет, пожары не обнаружены… Вас понял, ложимся на курс, идём с осмотром территории… Всё, поехали дальше: сказали рапорт написать на базе.
Потемну у ворот заурчала машина, по звуку Леший узнал своего «Жигулёнка». Коля въехал во двор, освещая сарай и рубленый гараж, и остановился, потушив фары. «Ну, вот наконец и приехали», — подумал Дмитрий, закрывая ворота на крепкий засов.
— Проходите в дом, уже заждался. Да и стол уже давно накрыт, так что всех прошу к столу.
— Подожди, Леший… Я опять ничего не понял — а как же мужики?
— Придут, наверное, на рассвете, — обронила Ведея. — Я указала путь. — Обернулась к Колесникову: — Душа болит, что воина узнают…
— Но как придут, там охрана и решётки?
— Для нас решёток нет, мы в рабстве никогда не жили. Заря их принесёт сюда… Тебя начнут искать, за интерес, что проявил…
— Ну это ерунда! — Колесников хохотнул. — Там в чудеса не верят. Правда, мечи, наверное, уже не вернуть… Не музей же брать, да и сигнализация там везде. Да ладно, мы их сами вооружим!
— Сам-то понял, что сказал? Против кого вооружим, против своих? Эх, Николай, это тебе не Чечня. Тебя же первого отправят — на твоём же всё участке. И не дай бог, стрелять заставят.
Леший видел, как после слов его поменялось лицо участкового. Оно стало серьёзным и мрачным. Глаза перестали смеяться при одном только упоминании о войне. Нет, не память о ранении, просто много он грязи повидал и крови, и своей, и чужой.
После срочной ему всё чудилась на руках кровь его друга, которого вытаскивал из-под обстрела. Помнил, как тот хрипел, вцепившись в него окровавленными холодеющими пальцами, чтобы не бросал его живым. Не хотел в плен попадать, не хотел, чтобы глумились над раненым, потому как постоять за себя не сможет — силы уходят, не видит ничего. Только Николай и мёртвого им его не отдал, тащил да огрызался последними патронами, оставив два в пустом запасном магазине, для себя и для друга.
Когда же десант с «восьмёрки» высадился, понял, что друга-то больше нет: мешком на нём обвис, только пальцы зажали камуфляж, еле мужики разжали. Был ли страх на лице друга? Нет, не было, так как и лица-то почти не было — кровавое месиво. Когда глаза, залитые кровью, закрывал, кровь ещё не остыла и будто впиталась в ладони Николая, проникла через кожу и смешалась с его кровью. Но не грела его она, а жгла, вызывала злобу и желание отомстить. Дико орал он тогда и молотил каменную землю кулаками, порывался уже не уходить, а догонять эту банду… После реабилитации понемногу пришёл в себя. Только привычка осталась на ладони смотреть, будто кровь друга так и осталась. Вину почему-то чувствовал, что не смог вытащить живого…
А послать его, конечно, пошлют. Вон ориентировку дали женщину искать, даже фоторобот составили. А за что её искать, коли вины на ней нет? Времена…
— Ты что, Николай, стоишь? Пошли в дом, нас же ждут.
— Нет, я домой пойду. Жена подозревать начнёт, что не просто мы с тобой здесь чаи гоняем. Про Невзора-то уже известно, что ты его приютил. Не хочу, чтобы про Ведею знала — ревнивая она у меня…
Закрыв калитку за участковым, Леший подошёл к дому. Ведея сидела на крыльце и грустно смотрела на него.
— Наделали мы вам забот…
— Разве это заботы? Тяжелее другое — это ждать тебя. Не вошла бы ты в мою жизнь, я был бы просто Лешим, пропадал бы в лесу и ничего бы не знал. Было бы проще. Только теперь я понимаю, что изменила ты мою жизнь! Другая она теперь будет… Чувствую! Словно глаза открыл! До тебя-то, как вслепую ходил. Натыкался на всё, синяки да шишки себе садил. По-другому всё стало.
Ведея провела ладонью по его волосам:
— Утром братья придут. Только знаю, не нужно ждать Сохатого — пока он приедет! Нужно отправить братьев к отцу, они там сейчас нужнее. А здесь они другой ночи ждать не будут, своё оружие пойдут выручать. А там их перебьют, так как они не остановятся ни перед чем. Для них закон — только слово Невзора, а его нет здесь. Дорога есть туда, чтобы без лодки обойтись?
