Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки - принц-регент
— А брат Кэпингем, — сказал я, — оружейник. Лучший или нет, но когда расспрашивал меня про всякие боевые штуки, весь светился радостью. А остальные двое?
— Не оружейники, — сказал он задумчиво, — однако работают в самых глубоких шахтах. Им там нравится, наверх поднимаются только для особых случаев…
— Как и брат Кэпингем?
— Да, — подтвердил он. — И вообще считают свое занятие самым важным, на общие молитвы даже не ходят.
Я задумался, снова упершись в незримый тупик, но Гвальберт смотрит с ожиданием, я пробормотал только для того, чтобы что-то сказать:
— Не понимаю, с чего это темной твари убивать тех, кто не ходит на общую молитву?
— Должна бы наоборот?
— Да.
— В самом деле, — сказал он озадаченно. — Но все-таки вы правы, брат паладин! Общее у всех пятерых есть, вы нашли. Теперь понять бы, что вы нашли…
Когда он ушел, не дождавшись ответа, я остался сидеть над картой и наносить на нее точки, где видели ту тварь, потом соединял их линиями.
Получились почти правильные круги, похожие на те кольцевые волны, образованные камнем, брошенным в воду.
Я напряженно всматривался в них, стараясь ухватить некую ускользающую мысль, что дразнится, показывая то длинный язык, то рога и хвост, то лягая меня мелкими раздвоенными копытцами.
Темная тень не только упорно не желает покидать монастырь, но тот велик, а она почему-то держится в нем строго определенных мест.
Зашел брат Жак, в келье сразу стало жарко и тесно. Я показал ему карту и ткнул пальцем в центр кружков.
— Не скажешь, кто здесь?
Он долго всматривался, наконец сдвинул плечами.
— А что это?
— План монастыря, — сказал я с досадой. — Вон здесь оранжерея, здесь рыбные садки, а вот тут общие спальни…
Он помотал головой.
— Не-а, я в этом не разбираюсь. Какие-то черточки на бумаге. Брат паладин, тебе лучше к аббату. Когда такое творится, он все свои дела оставит!
Глава 4
Апартаменты аббата где-то на самом верху, но кабинет и канцелярия на первом, я отворил дверь, это оказалась приемная, навстречу поднялись сразу двое монахов.
— Брат паладин, что мы можем сделать для вас?
— Позвать настоятеля, — ответил я. — Или пропустить к нему.
— Он очень занят…
— Правда? — изумился я.
— Очень!
— Слово и дело, — сказал я значительно.
Они не нашлись что сказать в ответ на непонятное заклинание, а я, отстранив обоих, как бык отпихивает коз, открыл дверь и вошел в эту большую и с заметной роскошью обставленную комнату, хотя это оправдывается формулой «богатство не себе, а монастырю».
Аббат расположился по ту сторону стола в глубоком кресле, на коленях толстая книга большого формата, в руке аббата перо, словно он вносит пометки в Священное Писание.
Я сказал напористо:
— Ваше преподобие, монастырь в опасности!
Он поднял голову и посмотрел на меня с настороженностью во взоре.
— Что на этот раз?
Я без церемоний и не испрашивая разрешения расстелил перед ним на столе план монастыря.
— Ваше преподобие, взгляните сюда. Создается впечатление, что некоторые места темная тень посещает чаще, чем другие.
— И что?
— Намного чаще, — сказал я настойчиво. — Смотрите, вот здесь вообще не появлялась, хотя и места много, и людей полно, и работа кипит… Зато вот здесь ей как медом намазано!
Он с недоверчивостью всматривался в круги, Покачал головой.
— Все же этих мест слишком много, брат паладин.
— А у нас есть другие зацепки? — спросил я. — Получше?.. Если нет, то давайте рыть здесь. Сперва выясним, что это за места. Потом узнаем, что за люди в этих местах трудятся.
— А люди при чем?
— Не знаю, — ответил я откровенно.
Он вздохнул.
— Хорошо, распоряжусь. А насчет мест скажу сразу, это вот оранжерея, это сукновальня, это трапезная, это склад, а это спальни.
— Спасибо, ваше преподобие, — сказал я. — Это уже сразу весьма чуточку облегчило задачу. Спасибо!.. А то монахи говорят, что аббат дурак и совершенно ничего не понимает и ничего не делает…
На обратном пути меня перехватили Жильберт и Смарагд. Тоже рыскают везде и собирают все, что можно нарыть о погибших. По их словам, темная тень чаще всего появлялась в кельях второго коридора, а в последнее время так и вовсе объявлялась только там.
Монахи, вооружившись дубинками, от которых темной тени вреда точно никакого, зато придают отваги самим загонщикам, двинулись галдящей толпой из общего зала в сторону тех келий.
Я был в келье, когда Смарагд забежал ко мне, возбужденный и взъерошенный.
— Брат паладин, вы идете? Вдруг там ее встретим?
— И что сделаете? — спросил я скептически. — Хотя, конечно, лучше пойти, чем оставаться в стороне, а то и вовсе позади.
В коридоре нас ждал Жильберт, на худом костлявом плече дубинка таких размеров, как только еще не сломала спину, сразу сказал торопливо:
— Брат Гильберт уже повел первый отряд на прочесывание!
— Удачи, — пожелал я. — Невероятной.
Мы вышли в первый зал, полупустой, к нам сразу присоединились трое слоняющихся там бледных монахов со встревоженными лицами, из всего оружия у них только серебряные крестики, зажатые в ладонях.
Я первым ощутил приближение опасности, остановился и выдернул меч из ножен, хотя и сам чувствую спинным мозгом бесполезность этого жеста.
Жильберт оглянулся.
— Брат паладин?
— Замри, — велел я.
Опасность приближается, уже не просто опасность, а беда, катастрофа, я стиснул челюсти и задержал дыхание, готовый к короткой и яростной схватке.
Из стены выметнулась огромная темная тень, нечто подобное чудовищно раздутому нетопырю с крыльями размером со створки ворот, я ощутил и ее непомерный вес, и леденящий холод, и страх, сковавший мое тело.
Тень стремительно приблизилась и без остановки одним движением метнулась в сторону и пропала в другой стене, за долю секунды преодолев широкое пространство зала.
Я стоял неподвижно с бешено стучащим сердцем, монахи охали и крестились, а брат Смарагд спросил внезапно:
— Брат паладин, а почему та черная тень избегает вас?
Я пробормотал:
— В самом деле?
Брат Жильберт сказал с неловкостью:
— Вообще-то мы с братом Авенариусом тоже заметили. Она мчалась прямо на вас, но отшатнулась, словно испугавшись, и, пробежав по потолку, унеслась в сторону подвалов.
— Вот-вот, — сказал Смарагд настойчивее. — Брат паладин, вы как-то можете объяснить?
— Нет, — ответил я честно. — Хотя меня это радует. Раньше всякая гадость набрасывалась на меня весьма охотно. И с удовольствием.
