Джон Толкин - Властелин Колец
В надежде на помощь и в страхе перед новой опасностью Фродо и Сэм оба замерли. Вдруг несусветица сложилась в слова, а голос стал яснее и ближе:
Древний лес, вечный лес, прелый и патлатый —
Ветерочков переплеск да скворец крылатый!
Вот уж вечер настаёт, и уходит солнце —
Тома Золотинка ждёт, сидя у оконца.
Ждёт-пождёт, а Тома нет — заждалась, наверно,
Золотинка, дочь реки, светлая царевна!
Том кувшинки ей несёт, песню распевает —
Древний лес, вечный лес, Тому подпевает:
Летний день — голубень, вешний вечер — чёрный,
Вешний ливень — чудодей, летний — тараторень!
Ну-ка, буки и дубы, расступайтесь, братцы —
Тому нынче недосуг с вами препираться!
Не шуршите, камыши, жухло и уныло —
Том торопится-спешит к Золотинке милой!
Они стояли как зачарованные. Вихрь словно выдохся. Листья обвисли на смирных ветвях. Снова послышалась та же песня, и вдруг из камышей вынырнула затрёпанная шляпа с длинным синим пером за лентой тульи. Вместе со шляпой явился и человек, а может, и не человек вовсе. Во всяком случае, он был крупнее и тяжелее любого хоббита, а если ростом и поменьше Большого народа, зато шумел, как они. Он вовсю топал жёлтыми башмаками на толстых ногах, и продирался сквозь осоку и камыши, как корова, идущая на водопой. На нём был синий кафтан, курчавая каштановая борода спускалась до пояса, глаза — ярко-синие, а лицо — румяное, как наливное яблоко, но изрезанное смеховыми морщинками. В руке у него был большой лист-поднос, а на нём лежали горкой белые кувшинки.
— Помогите! — кинулись навстречу ему Фродо и Сэм.
— Ну! Ну! Легче там! — отозвался незнакомец, протянув руку перед собой, и они остановились, как вкопанные. — Для чего кричать-то! Вы куда несётесь так? Что стряслось тут с вами? Я — Том Бомбадил. Говорите смело. Том спешит. А вы — потише, не помните лилий!
— Мои друзья попались в иву! — еле переводя дыхание, выкрикнул Фродо.
— Мистер Мерри в щели застрял! — выпалил Сэм.
— Безобразит Старец Ива? Только и всего-то? — воскликнул Том Бомбадил, весело подпрыгнув. — Я ему спою сейчас — закую в дремоту. Листья с веток отпою — будет знать, разбойник! Зимней стужей напою — заморожу корни!
Он бережно поставил на траву поднос с кувшинками и подскочил к дереву, туда, где торчали теперь одни только ступни Мерри, остальное затянуло внутрь. Том приложил губы к трещине и тихонько пропел что-то непонятное. Мерри радостно взбрыкнул ногами. Том отпрянул, обломал низкую тяжёлую ветку и хлестнул по стволу.
— Выпускай их, Старец Ива! — приказал он. — Пей земные соки всласть, набирайся силы. А потом — засыпай. Слушай Бомбадила!
Он схватил Мерри за ноги и мигом вытащил из раздавшейся трещины.
Тут тяжко скрипя, разверзлась другая трещина, и оттуда вылетел Пин, словно ему дали пинка. Потом оба провала опять сомкнулись с громким щелчком, дрожь пробежала по дереву от корней до макушки, и всё стихло.
— Спасибо вам! — сказали хоббиты в четыре голоса.
Том расхохотался.
— Ну, а вы, малышня, — сказал он, наклонившись и заглядывая им в лица, — отдохните у меня! На столе — хлеб и мёд, молоко и масло. Золотинка ждёт. Успеем поболтать за ужином. Том вперёд, а вы за мной — прямо по тропе лесной!
Он поднял свои кувшинки, махнул рукой, приглашая следовать за собой, и вприпрыжку умчался по тропе на восток, во весь голос распевая что-то совсем уж несуразное.
Разговаривать было некогда, удивляться тоже, и хоббиты поспешили за ним. Только спешили они слишком медленно. Вскоре Том скрылся из виду, и даже голос его слышен был всё слабей и слабей. А потом он вдруг опять зазвучал громко, будто прихлынул:
Поспешайте, малыши! Подступает вечер!
Том отправится вперёд и засветит свечи.
Вечер понадвинется, дунет тёмный ветер,
А окошки яркие вам тропу осветят.
Не пугайтесь чёрных сучьев и змеистых веток —
Поспешайте без боязни вы за мною следом!
Мы закроем двери плотно, занавесим окна —
Тёмный лес, вечный лес не залезет в дом к нам!
И всё та же тишь, а солнце почти мгновенно скрылось за деревьями. Хоббитам вдруг припомнился вечер на Брендидуине и сверкающие окна Хоромин. Впереди неровным частоколом вставали тени необъятных стволов, и огромные тёмные ветви угрожающе нависали над тропой. От реки поднялся белый туман и заклубился у корней. Словно сама земля источала мглу, быстро смешивающуюся с гаснущими сумерками.
Идти было трудно, а хоббиты очень устали, ноги у них отяжелели, как свинцом налитые. Странные звуки крались за ними по кустам и камышам, а стоило им поднять глаза к бледному небу, как со всех сторон начинали кривиться мерзко-насмешливые древесные рожи. Всем четверым думалось, будто их затягивает в страшный сон, от которого не очнуться.
Вдруг по тому, что их ноги двигались всё медленнее да медленнее, они поняли, что местность начала полого подниматься. Вода замурлыкала. В темноте они уловили белое мерцание пены там, где река переливалась небольшим порогом. Внезапно деревья кончились и туманная мгла осталась позади. Они вышли из Леса, впереди заколыхалось широкое травяное поле. Река, теперь узкая и быстрая, весело прыгала навстречу им, поблёскивая под звёздами, которые уже засияли в небе.
Трава под ногами стала короткой и шелковистой, будто скошенная или подстриженная. За спиной край леса сомкнулся, словно ограда. Впереди ясно виднелась хорошо ухоженная и огороженная камнями дорожка. Она вилась на вершину травянистого холма, серого в бледной звёздной ночи, и там, на следующем холме, пока ещё выше путников, замерцали огоньки дома. Тропа спускалась, а затем опять поднималась длинным пологим склоном прямо к огонькам. Внезапно блеснул жёлтый просвет настежь открытой двери. Перед ними — вверх, и вниз, и вновь наверх — был дом Тома Бомбадила. За ним голо и серо вскручивалось плечо нагорья, а дальше к востоку темнели на фоне неба Могильники.
Они все заторопились вперёд, и хоббиты и пони. Усталость как рукой сняло, страхов как не бывало. Навстречу им грянула песня:
Эй, шагайте веселей! Ничего не бойтесь!
Приглашает малышей Золотинка в гости.
Поджидает у дверей с Бомбадилом вместе.
Заходите поскорей! Мы споём вам песню!
А потом зазвучал другой голос — и юный и древний, как сама весна, льющийся навстречу им, словно впадающие в ночь воды с озарённых ярким утром холмов, словно звонкое серебро:
Заходите поскорее! Ну, а мы споём вам
О росе, ручьях и речках, о дождях весёлых,
О степях, где сушь да вереск, о горах и долах,
О высоком летнем небе и лесных озёрах,
О капели с вешних веток, зимах и морозах,
О закатах и рассветах, о луне и звёздах,—
Песню обо всём на свете пропоём мы вместе!
Тут хоббиты оказались на пороге, озарённые золотым уютным светом.