Ника Созонова - Затерянные в сентябре
Они долго бродили из квартиры в квартиру, зачарованно рассматривая оттиски чужих жизней. Лапуфка возился с игрушками, коих было множество. Бялка с веселым щебетом то подлетала к нему, вовлекаясь в его игры, то присоединялась к Длоре с Эммой, которые изучали семейные фотоальбомы, вышивки и макраме на стенах. Эмма пару раз примерила перед зеркалом чужие драгоценности, оба раза отчего-то скривившись. Волк с увлечением рылся в книгах. Чечен разглядывал курительные трубки и коллекционное оружие. Лишь Антону, казалось, было все безразлично: с понурым и покорным видом он переходил со всеми из комнаты в комнату, с этажа на этаж, присаживался на стул или подоконник, ожидая, когда можно будет двигаться дальше.
— Лапуфка, что с тобой?
Бялка присела рядом с ребенком, который тихо всхлипывал, сжимая в руках белую плюшевую лошадку.
— У меня такая же была, мама подарила…
Девушка повертела игрушку, нажав нечаянно на живот, и та запела, нежно и мелодично: 'И только лошади летают вдохновенно…'
Малыш залился еще пуще:
— Я к маме хочу…
— А мама тебе когда-нибудь колыбельные пела? — Неслышно подошедшая Эмма подняла малыша на руки и прижалась подбородком к теплой вздрагивающей макушке.
— Она про медведей пела… Вы знаете про медведей?
— Нет, маленький. Но я знаю другую. Давай я тебе спою, а ты засыпай.
Засыпай, мой маленький, я зажгу ночник.
Отпугну я воронов, прогоню собак.
Видишь, месяц ласковый к нам в окно проник?
Сбережет он сон твой, не допустит мрак.
А потом ты вырастешь, стану я стара,
Поседеют волосы и завянет рот.
Ты уедешь за море, буду я одна,
И напрасно буду ждать я у ворот.
Засыпай, мой маленький, и, пока нужна,
Охранять я буду твой беспечный сон…
Куплетов в самодельной песенке было много, голос лился ласково и заунывно, и малыш и впрямь быстро уснул. Его уложили на диван и укутали пушистым пледом.
— Слабенький какой… — прошептала Бялка. — Так много спит…
Эмма вместо ответа закатала на мальчике рукав рубашки.
— Видишь?
— Ты о чем? — не поняла девушка.
— Следы от капельниц. Множество. Малыш тяжело болен…
— Интересно, есть здесь хоть что-нибудь съестное? — хмуро задал Антон вопрос в пространство.
— А мне совсем не хочется есть. Хотя не помню, когда в последний раз принимал пищу, — Волк задумчиво ощупал собственный живот, словно проверяя, присутствует ли он вообще.
— Я тоже не особо хочу. Но мне необходимо сделать хоть что-то привычное — чтобы почувствовать себя живым, а не снулым призраком.
— Думаю, съестное имеет смысл поискать на кухне. Обычно оно хранится там, — рассудительно заметила бабушка Длора.
— Полностью согласен с вами, мудрая леди. В меня сейчас вряд ли влезет хоть крошка, но я с удовольствием буду лицезреть, как с этим справится наш доблестный мальчик Антон.
Волк хотел потрепать оголодавшего собрата по плечу, но тот перехватил его руку и сжал. Силы, видимо, было в избытке, так как насмешник прикусил от боли губу, а взгляд его стал холодным, поистине волчьим.
— Никогда не фамильярничай со мной, — процедил Антон. — Я тебе не юродивая.
— Не называй ее так!
Волк отвел свободную кисть для удара, а противник отпустил его руку и поднялся, напрягшись для драки. Но между ними встала Эмма.
— Выяснять отношения идите в другое место, а здесь ребенок спит. И вообще, может, хватит цепляться друг к другу по любому поводу? По-моему, стоит и впрямь пойти на кухню: не знаю, как насчет еды, но вот если мы обнаружим алкоголь, я обрадуюсь. Хотя выпивала в последний раз, будучи студенткой.
Антон, Волк и Эмма вышли из комнаты, не глядя друг на друга. Чечен, немного помедлив, последовал за ними. Бабушка Длора хотела подняться с кресла, в котором удобно устроилась, но Бялка остановила ее, присев на пол рядом и положив голову на ее колени.
— Посиди со мной, бабушка!
— Конечно, милая, — Длора хотела ласково провести по ее волосам, но тут же запуталась в нечесаной гриве и оцарапала палец — то ли о булавку, то ли о кончик пера.
— Мне страшно, бабушка. Я боюсь той ответственности, что на мне — ведь я одна предупреждена, одна знаю.
— Дочка, ты знаешь, что случилось — с нами и со всеми людьми?..
— Мы в вечном сентябре. Об остальном я пока сказать не могу, потому что сама не до конца понимаю. Или просто еще не время. Я еще не могу летать, но вот-вот получится. И вы тоже сможете, только для вас это будет не так важно, как для меня. Зато будет что-то другое очень важное — и никто, кроме вас, не поймет, что это и есть то самое.
— Скажи, деточка, мы ведь умерли?
— Я думаю, что это не так. Хотя и не уверена. Но мне, по большому счету, все равно. А вам разве нет?
— Ты права: для меня действительно нет разницы, жива я или уже мертва. Но вот им… — Она покачала головой.
— У каждого своя боль, но кто-то выставляет ее напоказ, а кто-то прячет глубоко внутри. Я верю, что Он не сделал бы ничего плохого, и раз мы все здесь, то так надо.
— О ком ты говоришь, да еще с таким придыханием, что простое местоимение становится значительным и торжественным?
— Он — это город. Ведь именно по его воле мы все оказались здесь, в вечном сентябре.
— Ты с ним разговариваешь?
— Не я с ним, а он со мной. Вчера ночью я гуляла по набережной, и он шептал мне, что ему нужна помощь, что ему одиноко. А потом все куда-то исчезли, и я поняла, что мне нужно найти вас. Просто знала это, и все.
— И ты знала, сколько нас?
— Да. Вместе со мной семеро.
— Семеро… — протянула Длора с задумчивой улыбкой. — Повезло же Волку, — произнесла она непонятно с чего, но девушка не удивилась ее реплике.
— Это мне повезло. Только вы пока этого не понимаете.
На кухне в это время разыгрывалась настоящая трагикомедия. Еду нашли быстро: собственно, ее и искать особо не пришлось — на плите стояла почти полная кастрюля свежего и даже горячего (!) борща. Волк, распахнув окно, уселся на подоконник и свесил вниз ногу. Чечен прислонился к стене, скрестив на груди руки. А Эмма, обшарив все шкафы в поисках заветной бутылки и ничего не обнаружив, с разочарованным вздохом приземлилась на табуретку. Антон под ироничными взглядами окружающих налил себе полную тарелку аппетитно пахнущего варева, уселся с ней за стол и принялся внимательно изучать. Эмма не выдержала:
— Ты собираешься это есть глазами или все-таки ртом?
Ничего не ответив, он втянул в себя со свистом воздух, зачерпнул полную ложку и опрокинул в рот, как водку — резко, стараясь не дышать.
2. Антон, или заблудившийся в воспоминаниях
