Юэмэй - Змеелов. Хроникум
Теперь значение имела только дележка Акара между Дженни и Сельмой.
Предстоящая баталия Алику, признаться, совершенно не волновала. Убедившись, что Сельма благополучно уснула, и понадеявшись, что ей снится что-нибудь хорошее, она выскользнула из-под тонкого одеяла, накинула только что снятое платье и выбралась из каюты.
Вся команда была на берегу; только Фрайм пьяно похрапывал на пустой бочке, установленной на корме за какими-то неведомыми Алике целями. Видеть ее никто не мог (из освещения на всем корабле была лишь масляная лампа, висящая маяком на самом верху мачты), поэтому она, нисколько не смущаясь, подобрала длинные и совершенно неудобные юбки (не преминув поблагодарить богов и Совет за то, что Стражницам дозволено носить и брюки тоже и поругав себя за то, что они остались дома), уселась на носу, подогнув под себя ноги. Привычно сплела пальцы; туман сгустился, посерел. На переносице вновь пролегла морщинка. Мать говорила, что эта морщинка придает ей одухотворенный и возвышенный вид; сестра — что она только уродует Алику. Алика верила им обеим одновременно; впрочем, это не имело никакого значения, потому что морщинка появлялась совершенно независимо от ее желания и мнения.
Тем временем туман вился, сплетался в клубки, пока не превратился в небольшой альбом с белой бумагой — Алика один раз видела такой у дочери заморского купца. Дым постепенно развеивался; альбом лежал, совсем как настоящий, на бортике рядом с девушкой, и ветер шевелил выбеленные листы.
Между пружинами был воткнут карандаш — такие были и в селении, но таскать его с собой было неудобно.
Некоторое время Алика смотрела невидящим взглядом на темную морскую воду и горящие огни других парусников, особенно отметила самый большой, "Ураганный Вихрь" (на нем было три огня — на верхушке мачты, корме и на носу, украшенном деревянной фигурой русалки). Задумавшись, пересчитала корабли, сбившись на пятьдесят седьмом.
Карандаш полетел над бумагой, постепенно вырисовывая такое непривычное на вид, но все равно симпатичное лицо, длинные серебристые волосы, резной ларец, древнюю книгу. Змей будто бы внимательно наблюдал за каждым движением карандаша. На другой стороне листы Алика тоже нарисовала Змея — только в его человеческом обличье — таким, каким она его представляла: коренастым, не слишком высоким брюнетом с глубокими голубыми глазами — такими же, как у статуи. Невольно вспомнилась старая фреска с изображением Демиурги — она нарисовала и ее тоже, хотя не была уверена, что получилось похоже.
Рисовать Венеру не имело смысла. Алика совершенно не представляла себе, какой должна быть богиня любви и времени, а смутное описание Змея — Прекрасная. Величественная. Сводящая с ума. Но, впрочем, холодная и безразличная… и не блещущая умом, — не слишком хорошо иллюстрировала образ богини…
Она нарисовала еще одного Змея, свернувшегося на полу и улыбавшегося — одними губами… и с удивлением обнаружила, что уже светает.
Едва успела убрать блокнот, как появилась разгневанная Сельма, и все закружилось в привычной утренней суматохе. Сбежать обратно в каюту и спешно заплести косу, чтобы не досталось от отца за распущенные волосы; забрать из дома брюки и рубашку (Сельма поворчала, но согласилась, что на палубе так сидеть удобнее); разбудить бравого капитана, мающегося жутким похмельем; найти его команду (это было сложнее всего); проверить сети и гарпун (как будто бы кроме них этого никто не мог сделать)…
Наконец, Фрайм скомандовал старт.
Бывалый моряк был прав — погодка для рыбалки была самая подходящая. Правда, море было покрыто тонким белесым туманом — впрочем, для этих мест это было обычное утреннее явлением.
В море было лишь несколько рыбацких шхун — большинство моряков сейчас костерили вчерашний выход, не принесший почти никаких результатов, и промывали косточки зазнайке-Фрайму, которому всегда везет. Ветер дул от берега, и "Мечта" под всеми парусами, хотя торопиться особо было некуда, шла к далеким Русалочьим фьордам. Там всегда, даже в не слишком хорошую погоду, было много рыбы — по старой легенде, они приходили сюда свитой русалочьей принцессы, которая приплывала на фьорды каждое утро и уплывала с закатом. Весь день русалка должна была сидеть на скале и ждать своего принца.
Впрочем, русалку никто не видел, хоть рыба и приходила на рассвете и уходила с закатом. Но все равно мало кто из капитанов отваживался рыбачить здесь — не столько из-за русалки, которая могла свести с ума одним своим взглядом любого мужчину или Нептуна, блюдущего честь дочери, сколько из-за многочисленных подводных скал. Но Фрайм рисковал, и ему везло. Впрочем, это сложно назвать везением — он знал все эти скалы, как свои пять пальцев — или даже лучше.
Поэтому девушки весело болтали, сидя на носу корабля и изредка стирая брызги с фигуры странной девушки. Фрайм говорил, что это и есть мечта, но опасался повторять это при жене — все, что могло говорить в пользу ее "мечтательности", так это внушительные формы. Лицо же скульптору не удалось — нос неровный, глаза разные и совершенно пустые, губы искривляет довольно дурацкая улыбка. По старой истории, до какого-то момента фигура и впрямь была прекрасной — но потом, в схватке с пиратами, подводный таран и часть носа были сильно повреждены, а фигура после этого уже не поддавалась восстановлению. Алике казалось, что лучше бы ее оторвали совсем и приставили новую, но Фрайм говорил, что так парусник гораздо ближе к легендарному прошлому и выглядит гораздо внушительнее.
На подходе к скалам Фрайм велел убрать паруса и погнал моряков на скамьи для гребцов, а сам правил маленьким кораблем. Вскоре Мечта остановилась; рыбаки завозились с сетями.
Алике и Сельме не было никакого дела до сетей, поэтому они сидели, смотрели то на рыбаков, то на туман над спокойным, изредка перекатывающимся морем.
Наверное, поэтому именно они первыми заметили крадущиеся в тумане пиратские галеры.
— Фрайм! Там…
Но было уже поздно. В борт воткнулся гарпун, моряки бросили сети, кто-то пытался заделать небольшую пробоину — к счастью, она была выше ватерлинии. Но в борт уже вгрызлись абордажные крючья.
— Сельма, в трюм, быстро! Если что — ныряй!..
Сам Фрайм тем временем выхватил длинный изогнутый меч и бросился на ближайшего захватчика.
Сельма не услышала — или сделала вид, что не услышала. Бросилась к борту, яростно откидывая крючья, пихая кого-то из пиратов в воду, а другой уже заносил меч…
По-моему, ты просто недостаточно веришь, что у тебя получится, — неожиданно раздался голос в голове Алики. — Надо думать о чем-нибудь хорошем…
