Гленда Норамли - Звезда надежды
Однако стоило Пирсу отодвинуть засов, как дверь с силой распахнулась. Удар пришелся ему по груди и руке, нож был выбит, и прежде чем Пирс успел издать хоть звук, нападающий повалил его, и две когтистые лапы, каждая величиной с тарелку, сомкнулись на его горле. Все произошло так быстро — и так невероятно силен был убийца, — что никакой надежды на спасение Пирсу не осталось.
Извиваясь под тяжестью мохнатого тела, колотя кулаками по тупой морде чудовища, пытаясь выцарапать его желтые глаза, Пирс заметил Приспешницу, со сложенными на груди руками стоящую позади своего ручного зверька. Ее окровавленные пальцы нетерпеливо барабанили по плечам, и Пирс понял, что пришла его смерть. У него только промелькнула удивленная мысль: неужели все должно кончиться именно так, в относительной безопасности станции, а не где-то на просторах Неустойчивости, как он всегда думал…
ГЛАВА 2
Не посылали больше сюда своих моряков заморские земли, и не увидели маркграфы Мейлинвара парусов своих кораблей, возвращающихся с богатым грузом благовоний Премантры и драгоценных тканей Бразиса. Не приходили больше караваны из Едрона и Беллистрона. Всюду вокруг была леу. Все вокруг стало Неустойчивостью, которую люди боялись пересекать. Превратился Мейлинвар в восемь обломков кораблекрушения на волнах океана, и никто не знал, куда плыть.
Книга Разрушения, I: 7: 8—11Отряд Благородных проехал по окраине Кибблберри быстрым галопом; шестерых женщин и пятерых мужчин окружали два десятка Защитников, позади слуги вели вьючных животных и ехали кинезис-наставники. Серая и коричневая, как предписывается мирянам, одежда Благородных была из лучшей замши, тонкого полотна и мягкой шерсти, а медальоны с гербами владений сверкали золотом и даже драгоценными камнями, что едва ли могло вызвать одобрение церкви. Защитники — все как один из столь же знатных семейств, как и те, кого они охраняли, — были прекрасно вооружены.
Керис Кейлен отложила работу и подошла к двери лавки, чтобы полюбоваться отрядом. Даже слуги Благородных лучше одеты и ездят на лучших конях, чем жители Кибблберри, подумала она. Зависти девушка не чувствовала. Благородные и их слуги были далеки от нее, как леса Восьмого Постоянства, хоть подобные товарищества довольно часто проезжали мимо. Керис никогда ни с кем из Благородных не разговаривала и сомневалась, что такое когда-нибудь случится: в лавку они не заглядывали. Если у Защитников возникала надобность в картах, они приобретались через посредника. Сами Благородные редко снисходили до покупок.
Отряд, должно быть, направлялся в Неустойчивость, но путешественники были веселы, шутили и флиртовали друг с другом, явно не думая об опасностях, ожидающих их за цепью часовен кинезиса. Они были молоды, красивы, казались такими беззаботными, — но Керис не поменялась бы местами ни с кем из них.
Слишком многие из этих молодых людей скоро распростятся с жизнью, выполняя свой долг Защитников; слишком многим женщинам предстоит растить своих детей без отцов, а потом потерять сыновей, как и мужей, убитыми или мечеными в Неустойчивости. Недаром на древнем языке Благородные назывались «вооруженными оружием отцов»: мужчины были рождены, чтобы носить оружие, а женщины — чтобы стать женами и матерями Защитников, как это происходило на протяжении многих поколений. Керис такой жизни не завидовала.
Гораздо лучше, считала она, быть умелым леувидцем-картографом, как ее отец, всегда с насмешкой смотревший на шумливых молодых Благородных с их прекрасным оружием и породистыми конями. «В Неустойчивости они со своими наставниками лишь напрашиваются на неприятности, — однажды бросил он. — Лучше путешествовать в одиночку. Умный человек постарается быть тихим и незаметным, а не бросать вызов опасности. Никогда не отправляйся в паломничество с проводником, который нанимает Защитников, Кери, — такой парень своего дела не знает».
Один из молодых всадников заметил Керис, стоящую в дверях лавки, и подмигнул ей. Девушка рядом с ним хихикнула и сказала что-то, заставив спутника рассмеяться… через мгновение их уже не было видно. Пожав плечами, Керис вернулась к своей работе. Какое это все имеет значение!
И тут она резко вскинула голову, осознав, что только что увидела — увидела за дорогой и лежащими за ней полями и лесами… Или, точнее, не увидела.
Вдали на горизонте за пределами Постоянства высились горы, и из двери лавки в ясный день можно было видеть все вершины. Керис еще и четырех лет не исполнилось, когда она научилась называть по именам все пики: Горшок, Печку, Тень, Топор, Чепец, Клобук… Горы назывались Непроходимыми. А теперь Топор исчез. Последние три дня были пасмурными, и вершины скрывались за тучами, а вот теперь, когда погода улучшилась…
Керис ошарашенно выглянула в дверь еще раз. Действительно, Топор исчез. Горный хребет был на месте, все остальные вершины были на месте, а Топор на самом деле исчез. На его месте зияла пустота, словно в челюсти, лишившейся зуба.
Керис развернулась на месте в нетерпеливом желании поделиться с кем-нибудь новостью, но остановилась. Дома была только ее мать, а ее лучше не тревожить. Керис вздохнула, не в первый раз пожалев, что отец еще не вернулся домой.
Потом она вспомнила о старике Медропе, который заново покрывал дерном крышу сарая. Он, конечно, мало что знает, но все же хоть с кем-то она сможет обсудить случившееся. Керис вышла из лавки и обошла вокруг дома: ей не хотелось тревожить мать.
Артикуса Медропа она нашла во дворе; тот раскладывал на своем лотке у подножия лестницы нарезанный дерн.
— Мастер Медроп… — начала Керис, но старик перебил ее:
— Ну и прекрасный дерн я для вас раздобыл, — ткнул он в заготовленные пласты мускулистой рукой. Несмотря на возраст, он было ловок и сухощав, даже лицо его казалось жилистым. — Скажи об этом своему папаше, когда он вернется домой. Я нарезал его в поле на холме Джекитт, там цветет много ромашек и колокольчиков. Летом вашей крышей любоваться можно будет. Пришлось поспорить в Управе, чтобы мне разрешили взять дерн: законники упирались, как сам Владыка Карасма, скажу я тебе.
— Мастер Медроп, — не выдержала Керис, — ты видел Топор?
Старик равнодушно посмотрел на девушку.
— Ясное дело, видел, или, вернее, не видел. Его больше нет. — Он наклонился и стал накладывать пласты дерна на лоток. — Чего теперь о нем вспоминать, девонька.
— Чего вспоминать? Как же можно забыть гору?
— Проще простого — ее нет, и все тут. Это ж далеко, да и зачем она нам, даже когда была. Они, Непроходимые, за пределами Порядка. Пока живет Постоянство — а это будет, пока мы живем праведно, — к чему тревожиться? Ты, девонька, лучше побеспокойся о балке в сарае. Больше года или двух она не продержится, новый дерн не поможет крыше, если балка рухнет.
