Эльберд Гаглоев - запонки
— Да уж совсем… Ты Наталку Санееву помнишь?
— Помню. Бедненькая.
— Тоже ведь с ним гуляла. И что? То ли проиграл, то ли заревновал. Второй месяц девка не появляется. А ведь красавица.
— Была.
Помолчали.
— Да и тупой он, — окончательно заклеймили однокурсника.
Зазвенел звонок. Похоже продвинутый препод опять сачканул последние десять минут. Студенчество активно галдя, радостно двинуло к выходу, чтобы насладится десятиминутной свободой перерыва между парами. Покурить, поорать, посплетничать. Что интересно, таким образом себя ведут все попадающие на студенческую скамью. Причем независимо от возраста.
— Ну тебе не угодишь.
— Ну почему же. Очень даже.
— Уймись. Ты его жену видела?
Боевой настрой слегка упал.
— Крутая телка.
— Как она на него смотрит, видела?
— И я так смогу.
— А он как на неё смотрит?
— Да.
— Вот тебе и да.
Помолчали.
— Ладно подруга, пора расслабиться. У меня вчера один папик гостил, очень вкусную бутылочку придарил.
— Одну?
— Обижаешь. Папик добрый. Щедрый. Просто бутылочка вкусная очень. Я её дома и не оставила.
— Покажи.
Та приоткрыла торбу.
— Ой, — взвизгнула требовательная к женихам. — «Ушки».
— «Ушки», — довольная произведенным эффектом подтвердила Светка. — По такому поводу можно и сачкануть. Куда двинем? В «Пентагон»?
— Да ну. Там халявщиков сколько. Да и поболтать спокойно не дадут. У меня лучше мысля есть.
— Говори свою мыслю.
— Смотри, — на небольшой изящной ладони появился ключ.
— И что?
— От лаборатории. Герка дал.
— Тихоня Ленка обаяла орла и красавца, — вынесла вердикт Светка.
— Сама же говоришь, умом и красотой пользоваться надо. Никого там сейчас нет. Герка в командировке. Посидим тихонечко, потрындим. Покурим. И мешать никто не будет. Кто ж в своем уме на геркину территорию полезет.
В лаборатории царил полумрак. Хоть и полуденное, но ленивое зимнее солнце не могло пробить плотные шапки снега, украсившие ветви платанов в гуще которых спряталось здание факультета. Знаменитые криминалисты с завистью смотрели на двух юных бражниц. Бутылочка «Бейлиз», вкусные сигаретки, полумрак. Самая обстановка для милых девичьих разговоров. Для сплетен.
— И что ты собираешься делать, подруга?
Обстановочка, никотин, тягучий ликер на пустой желудок весьма способствовали откровенности. Но…
Негромко шелестнул ключ, пару раз щелкнул замок. Дверь отворилась Девушки затихли. В дверной проем мягко протек обычно громогласный препод, тихо прикрыл дверь, настороженно оглядел аудиторию. Собеседниц в полумраке не углядел.
— Чудесненько, — проговорил. Достал из кармана коробочку.
— Наркот, — одновременно но про себя охнули девченки.
Подтверждая их догадку препод подернул рукава пиджака. И…Расстегнул запонку. Аккуратно уместил её в коробочку. Другую. Та мелькнула желтым глазком в полусвете мягкого зимнего солнца. Достал еще одну, что яростно швырнулась алым. Дверь открылась поддавшись крепкому толчку. Рука препода дернулась и запонка, кувыркнувшись в воздухе, негромко дренькнула о пол и закатилась под стол. Доцент матюгнулся Витиевато. И голос у вечно доброжелательного доцента был другой, незнакомый. Лязгающий такой голос.
Но первого парня на деревне, Вовку Нефедова, то ли гангстера, то ли рэкетира, в общем крутого такого парнягу, всякие глупые предрассудки смутить не могли.
— Павел Николаевич, разговор есть.
— Э-э, Нефедов, — вроде обрадовался тот. — Буд. Те. Так любезны. Я тут запонку уронил. Включите свет.
— Да подождет запонка. Говорю же. Разговор есть.
У Ленки младший брат всю жизнь какими-то рукосуйствами занимается. Батино влияние. Казаки. То боксом, то каратэ, теперь вот русбоем каким-то. Недавно они сидели, с бятей видик смотрели. Про русбой этот. Так там один мужик ногой бил. Сильно. Ленка запомнила. «Стенолом» называется. Вот этот самый стенолом вечно добрый препод Вовке и влупил. Причем с такой силой, что первого парня согнуло, швырнуло так, что он, влепившись в стену, отлетел от неё где-то на метр и рухнул какой-то неаккуратной кучкой.
Девчонки одновременно ахнули.
Дверь слегка приоткрылась и в луче света мелькнула алая как кровь блестяшка.
— Ах ты моя радость, — обрадовался препод и переступив через поверженного поднял запонку. Одел. Вернулся. Поменял вторую. И только после этого обратил внимание на первого парня.
— Ишь ты. Живой. Носом вдохни — полегчает.
Вовка последовал совету. Его едва не вырвало, но он сдержался. Задышал.
Не таков был Вовка, чтобы обиду такую простить.
— Да я тебя, — приподнимаясь на руках пообещал местный гангстер, но озвучанию планов мести помешал громкий звук с которым добротный полуботинок доцента вошел в соприкосновение с ребрами угрожавшего. Вовку подбросило в воздух и перевернуло. Он гулко шлепнулся о пол. А препод вдруг размазался в воздухе и когда собрался в кучу, оказалось, что стоит он, воздев стокилограммовую Вовкину тушу в воздух. Давешний луч света упал на лицо учителя. Интересно, почему оно раньше казалось добрым? Челюсти выдвинулись вперед, ноздри свирепо вздыбились. Девчонкам показалось, что сейчас он зубами вцепится в нос их однокурсника. Ленка на всякий случай прикрыла глаза.
— Скажешь кому — диафрагму на шею намотаю. — Кусаться не стал. Коротко боднул в лоб и Вовка опять гулко хлопнулся о пол. А препод материализовался у дверей. Обернулся. В полутьме по-волчьи блеснули Глаза. Углядел. Улыбнулся. Лицо прежнее, доброе такое.
— По партам не скакать, с рогаток не пулять. Вы приберитесь тут, коллеги. И с девушками будь вежлив, Нефедов. Пока.
И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
О, женщины. Добрые, вы, наши. Всегда-то вы побитых жалеете. Вот и девчонки, чьи сердца тряслись, как заячьи хвостики, бросились спасать побитого однокурсника.
Уже после бара, куда повез их поить кофейком спасенный Вовка, и совсем неплохой парень, остроумный даже, а Наталка, бедолажка в аварию попала, нечего с рокерами кататься, новый приятель вручил каждой по коробке конфет.
— Мамок поздравите. Ну, с Новым Годом. И, — он строго посмотрел на обеих — ни слова никому.
Те дружно закивали хорошенькими головенками.
— Мы понимаем. Ни слова. Авторитет, — затараторили, перебивая друг дружку.
— Да какой авторитет… Доходили же до меня слухи. Не верил. Убьет ведь. Не шутил он насчет диафрагмы, — что-то мелькнуло в бесшабашных Вовкиных глазах. Страх? Тоска? Удивление? Уважение. — Вот же мэн. Коллеги, — хмыкнул.
