Оливер Джонсон - Полунощная Чудь
И барон не глядел назад до тех пор, пока, ближе к концу дня, не увидел за самым дальним краем болот несколько невысоких холмов, поднимавшихся из твердой земли. Предгорья; сами горы были еще почти невидимы, так, неясные серые линии, тянувшие к небу через туманный воздух севера.
Тогда он остановился, повернул лошадь и посмотрел на тех, кто следовал за ним. Они появлялись из тростника как призраки. Они шли, шатаясь, безучастные ко всему, с опущенными головами. Но когда они видели, что лошадь и всадник остановились, каждый из них тоже останавливался, поднимал свою усталую голову и смотрел на него. Хотя за все это время его мозг оцепенел, теперь он внезапно ощутил, как если проводит военный смотр, и принялся методично пересчитывать их, как если был на храмовой площади и собирался занести их в список. На середине он сбился, когда от изнеможения его голова наклонилась и едва не ударилась о грудь, но он не дал себе потерять сознание и заставил себя пересчитать их снова.
Сто тринадцать человек; вот все, что осталось от Рыцарей Жертвенника и Легиона Огня: спешенные всадники с оружием, копейщики, обслуга баллист, лучники. Сто тринадцать из двадцати тысяч. Внезапно шум в ушах утих и зрение прояснилось. Сто тринадцать, подумал он — вполне достаточно для того, что он собирался сделать.
Он опять повернул свою лошадь к Палисадам, зная, что теперь у него есть армия. И если эти люди пришли так далеко, разве они не последуют за ним дальше, за Палисады, в страну, куда никто не ходил по меньшей мере тысячу лет?
ВТОРАЯ ГЛАВА. Легион Огня
Битва произошла в то время года, когда последние мягкие осенние дни боролись с ледяным дыханием зимы. Но на пилообразных вершинах Палисадов всегда царствовала зима, независимо от времени года. Ледяные трещины, ледники, узкие как хвост дракона перевалы, покрытые глубоким, по пояс человеку, снегом. У людей барона оказалось с собой очень мало средств для подъема в гору: несколько достаточно коротких веревок, оказавшихся в вещевых мешках, и несколько импровизированных костылей, сделанных из кинжалов.
Попытка пересечь горы была настоящим самоубийством, но выбора не было: они пошли в горы зная, что обратной дороги нет. И если они умирали, то умирали без жалоб.
Больше всего людей унесли лавины. Настоящие снегопады начались как только они прошли предгорья. Даже издали снежные карнизы, прилепившиеся к вершинам и перевалам, выглядели угрожающе; когда же они вышли на древнюю дорогу, ставшую горным серпантином, на склонах окружающих гор оказалось множество ненадежных снежных козырьков.
Первая лавина сошла на второй день. Небо было ясно-синим, горные вершины четко вырисовывались в нем. И тут они увидели, как снежный козырёк над ними оторвался от склона. Колонна остановилась заворожено глядя, как по склону вниз к ним скользит огромная масса снега, странное и красивое зрелище. Потом пришел грохот обвала, грохот, который поглотил все остальные звуки.
Барон слышал, как люди, регулярно переходившие горы, рассказывали о когтях лавины, о белой пыли, летящей вниз перед массой снега, катящейся позади. После этого дня он стал ненавидеть зрелище скользящей вниз белой волны, за которой с оглушительным шумом несся чудовищный пласт снега, падавший с какого-нибудь остроконечного пика и похожий на огромный вал, обрушивающийся на пляж во время бури! Потом, быстрее, чем самая быстрая лошадь, быстрее, чем ягуар, белая лава, так не похожая на огненную, но такая же смертельная, оказалась над ними. Лава, которая, как цемент, облепила своих жертв.
В первый день им потребовался час, чтобы докопаться до первого тела. У многих из тех, кто копал, оказались обморожены руки — лопат у них не было. Несмотря на все их усилия, человек уже умер, задушенный плотным снегом.
В первый раз они потеряли только четверых, но на следующий день сошла другая лавина и одним ударом взяла тридцать человек. После второй лавины барон приказал выжившим перестать копать: не было никакой возможности победить белое море, ревевшее вокруг них, белое море, которое хоронило в себе все надежды; их слабые попытки тонули в хаосе снега и камня. Он помолился Ре, чтобы тот взял души тех, кого проглотил снег.
Они карабкались вверх по дороге, превратившейся в еле видимую тропинку. На ночь они выкапывали ямы в снегу, в которых спасались от жестокого пронзающего ветра. Когда они подошли к самому высокому из сверкающих голубых пиков, начались снежные бури, хватавшие человека целиком и сбрасывавшие вниз, на верную смерть, а вместе с бурями приходили баньши, зловеще воющие духи, помещенные сюда богами, которые хотели оградить от появления смертных свой запрещенный мир севера. Их вой походил на звук, который раздается когда рвется ткань, но в сотни раз громче, и сопровождался потусторонними завываниями, то высокими, то низкими, а сами баньши плавали и кружились в порывах жестокого ветра. Несколько человек сошло с ума и бросились в пропасть, только бы не видеть и не слышать их.
Тем не менее не лавины и не баньши, а жажда была их самым страшным врагом. Парадокс: в этом море замерзшей воды ее не могло утолить никакое количество съеденного снега. Подъем требовал так много энергии, что человек терял больше жидкости, чем мог получить от пригоршни снега. Многие из них страдали от обезвоживания, а потом начинали бредить. Они исчезали из своих ночных укрытий, несомненно уводимые горячечными миражами колодцев с водой. Никто не видел, куда они шли или куда падали. Но каждое утро все меньше и меньше людей выныривало из снега.
В сознание барона, в месте, куда не могли проникнуть ни завывания ветра ни жажда, находился общий план гор; он превосходно помнил карту местности, которую выучил, когда был еще мальчиком: легендарные имена вершин, вызывавшие восхищение у школьника, вызывали страх у взрослого мужчины. Они поднимались все выше, пик за пиком оставались позади, но барон всегда искал один, стоявший на самой крыше мира. Внезапно на какое-то мгновение тучи разошлись и он заметил его через падающий снег, белый, с изломанными гранями, похожий на копье, устремленное в небо: Сегрон, самый высокий в Палисадах. Под ним находился перевал, за которым начинался спуск с гор.
Именно тогда он осмелился опять пересчитать своих людей, в первый раз с того времени, как они вышли из болот. Он делал это медленно, педантично, касаясь каждого из них своим обмороженным пальцем. Но на этот раз подсчет не занял у него много времени, хотя он совсем не торопился: только пятнадцать человек выжило. Девяносто восемь погибло.
Люди уже проходил через перевал под Сегроном. В последний раз это было тысячу лет назад, во время похода Легиона Огня против темных созданий, живущих на севере. Но и та экспедиция проходила в очень тяжелых условиях: никто из легиона не вернулся в Тралл, хотя они вышли летом. А теперь в этих горах, находящихся в тени умирающего солнца угнездилась зима, навсегда.
