Ника Созонова - Грань
Отлепив от себя датчики 'Мадонны', я сел, энергично помотал головой, растер онемевшие кисти рук и ступни и поплелся в джузи.
Каждый мад справляется с издержками профессии по-своему. Для этого в офисе существует специальный 'кабинет разгрузки'. Начальство, зная о наших маленьких причудах, не пожалело средств на его обустройство: слишком дорого могла обойтись возня с мадом, не сумевшим справиться с собой, плененным чужим внутренним миром — на реабилитацию ушли бы месяцы. 'Кабинет разгрузки' состоит из уютного холла с огромным аквариумом, в котором покачиваются вальяжные разноцветные рыбы (баснословно дорогая вещь по нынешним временам!), примыкающей к нему джузи (так отчего-то называется просторная круглая ванна) и курительной комнаты в восточном стиле — подушки, ковры, кальян. Курить предлагается как простой табак, так и ароматические смеси и даже 'травку'. Есть и стереосистема с богатым выбором кассет — от Баха до крах-рока.
Моей бывшей жене Алисе (тоже маду, но из Общего отдела) помогают расслабиться две кошки, живущие в ее кабинете. Дома она не держит никакую живность, но после контакта не может придти в себя без того, чтобы не запустить пальцы в шелковистую шерсть, не взять мурлыкающе создание себе на колени и долго, очень долго поглаживать выгибающуюся спину и упругие лапки. Кошки тоже баснословно дороги, и уборщица, отвечающая за их благополучие, трясётся, чтобы изнеженных зверьков не продуло или они не отравились недоброкачественной пищей — для чего пробует их корм и затыкает все щели.
Со мной проще — я обхожусь водой. Вот и сейчас: хорошо, что джузи свободно. Кроме меня в отделе работают еще четверо мадов, но один ловил кайф, сжав зубами мундштук, в курительной комнате, а трое еще не восстали со своих кушеток. Я отвернул все краны, подставив под упругие горячие струи спину, плечи, ступни, и блаженно прикрыл глаза. Вода — мой спаситель. Она уносит с собой чужие мысли и страсти, наполняя влажным покоем…
Минут через десять закрутил краны и по самые ноздри погрузился в лазоревый ласковый кайф. Вода была ароматизированной, и ароматов предлагалось больше дюжины. В этот раз мой выбор пал на 'ночную фиалку'. Ночная фиалка, господи боже мой! На земле давно не осталось таких цветов, а запах живет. Впрочем, откуда мне знать, что фиалка пахла именно так? В воде растворили создание химиков, и не факт, что оно имеет что-то общее с реальным цветком. Возможно, так благоухал когда-то стиральный порошок или детское мыло. Ну и черт с ним! Запах 'ночной фиалки' вкупе с лаской воды возрождал и очищал мой усталый мозг — это главное.
Я открыл разморенные негой глаза и пошевелился. Мне нравится смотреть, как от жары набухают вены на руках, как скукоживаются бледным узором подушечки пальцев. Я уже забыл, что только что был женщиной, калечившей собственного сына во имя мифической чистоты и благодати. Снова стал собой — молодым, но уже опытным мадом, разведенным, имеющим интересную работу (да-да, какой, к черту, Общий отдел — там же скука смертная!) и уютную однокомнатную хатку. А также — единственную дочь, которую люблю столь сильно и безотчетно, что порой самому странно: откуда во мне, скептичном и рациональном дяденьке, взялась такая жгучая нежность к маленькому и, в сущности, ничего из себя не представляющему созданию?..
Слышно было, как за стеной ходила Любочка, моя ассистентка. Отключала аппаратуру, протирала спиртом чуткие щупальца датчиков, готовила бумаги мне на подпись. А за другой стеной двое санитаров отсоединяли недвижную женщину от объятий 'Мадонны', приводили в себя и, поддерживая с двух сторон, уводили в одиночную палату-камеру. Интересно: я только что был ею, но не знал, как она выглядит — согласно инструкции (с непонятной мне логикой), нам не дозволяется видеть своих пациентов.
— Денис Алексеевич, извините, что отвлекаю, но не могли бы мы сегодня закончить пораньше? У меня мама приболела — хочу ее навестить.
Стук в дверь, сопровождаемый тонким деликатным голоском, вызвал всплеск раздражения. Не отвечая, я нарочито медленно вынул себя из воды и принялся вытираться. Эх, Люба-Любочка-Любаша… Катастрофически глупая и столь же добросердечная барышня. Когда-то она даже занимала меня. Это было сразу после развода с Алисой — чьей полной противоположностью являлась моя ассистентка. Пару раз мы даже переспали — за что до сих пор ощущаю слабое чувство вины: нехорошо подавать надежды незамужней томящейся девушке. На сегодняшний день участливо-слезливая блондинка не вызывает у меня ничего, кроме снисходительной жалости, периодами сменяющейся — вот как сейчас — раздражением.
В кабинет я прошлепал босиком — люблю утопать пятками в ворсинках паласа. Плюхнулся в кресло. Темно-синий палас, серебристые обои, голубой потолок — по контрасту с духотой джузи даже прохладно. Нам разрешено обустраивать рабочие норки в своем вкусе, и это замечательно. Все остальные помещения в нашем учреждении выдержаны в ярких тонах — пресловутая 'цветовая компенсация'. Любочка не раз жаловалась, что в моем кабинете слишком уныло. А мне — в самый раз.
Ассистентка, шурша уже надетым плащом, принесла бумаги.
— Так я побежала, Денис Алексеевич?..
Я кивнул:
— До завтра, Любочка. Маме привет!
Терпеть не могу писать отчеты. И вообще писать — лень напрягаться, выстраивая слова в нужном порядке. Да и почерк мой ублажит не всякое эстетическое чувство. Но главная трудность — пребывание в чужой психике трудно облечь человеческой речью. Пациент, или 'ведомый' погружается во время контакта в особый сон без сновидений, нечто вроде гипноза, при котором его воля парализуется, дабы не мешать воле 'ведущего'. Войдя, слив два потока сознания воедино, мы начинаем помнить и знать все, что помнит и знает 'ведомый', чувствуем то же, что и он. Но при этом не теряем собственное 'я', своих целей и намерений, и редких мыслей (куда от них денешься, очищай — не очищай?..)
Пошарил по столу в поисках хоть одной неиспользованной ручки. Увы. Пришлось прогуляться до стола Тура, благо он рядом — в трех метрах от моего. С фотографией альпийского луга под стеклом и глиняной статуэткой какой-то богини. Обычно он завален бумагами, усыпан крошками и усеян пеплом — Тур грандиозно неряшлив. Но сейчас педантично чист — Любочка постаралась.
До Катастрофы никто не писал ручками — то бишь, пальцами — это делали 'компики'. Они еще много чего умели: показывали кино, утешали при депрессиях, забалтывали детей на ночь сказками. Не говоря уже по всемирную всепроникающую паутину.
- 'Компик' бы сюда. Совсем маленький, совсем простенький…
'Перебьешься'.
