Андрей Посняков - Черный престол
— Там, дальше, я видел трех всадников. Спешенные. Словно бы ждут кого-то...
— Кормщика.
— Кормщика? А, того человека в зеленой тунике. Так ты шел за ним, ярл?
Хельги молча кивнул, шагнув вслед за Ирландцем в густые заросли дрока. Вокруг пели птицы, вкусно пахло молодой листвой, цветами и медом.
— Вот они, — остановившись, поднял руку Ирландец. — Осторожнее, не свались в овраг.
Ярл и без него уже заметил тех, кто стоял, не таясь, у каменистого русла ручья. Трое спешенных всадников в панцирях из бычьей кожи, с саблями в сафьянных ножнах. Короткие, украшенные красными шелковыми ленточками копья небрежно прислонены к камню. Кони пили из ручья воду.
Один из всадников, видимо главный, — осанистый белолицый мужчина с узкой бородкой — обличьем напоминал знатного хазарского вельможу, двое других — поджарые, смуглые — больше походили на печенегов. Троица держалась по-хозяйски: переговаривались, громко смеясь, и снисходительно посматривали на кормщика в зеленой тунике. Тот стоял перед ними в почтительной позе, чуть наклонив голову, и что-то негромко говорил. Что и на каком языке — было не разобрать. Тем не менее кормщика, похоже, хорошо понимали. Узкобородый вдруг прервал его, не дослушав, и требовательно протянул руку. Изогнувшись в поклоне, кормщик передал ему увесистый кожаный мешочек, перевязанный узкой бечевкой. «Хазарин», или кто он там был, ловко развязал бечевку и высыпал в ладонь... блестящие, приятно звякнувшие кружочки.
— Золото... — прошептал Ирландец.
Хельги молча кивнул. Он уже начинал кое о чем догадываться.
Тщательно пересчитав монеты, узкобородый что-то повелительно сказал одному из напарников. Тот, поклонившись, подскочил к прислоненным к камню копьям и, отвязав от них красные шелковые ленты, вручил их кормщику. Тот униженно склонился почти до самой земли. Подойдя ближе, узкобородый покровительственно потрепал его по плечу, после чего вся троица вскочила на лошадей и вмиг скрылась из виду.
— Чтоб вас всех дьявол забрал, проклятые разбойничьи рожи! — выпрямившись, злобно бросил им вслед кормщик и, напившись воды из ручья, быстро пошел обратно.
— Так вот почему у купцов так мало охраны, — выбираясь из кустов, задумчиво произнес Ирландец. — У них тут, похоже, договор. Платят деньги разбойникам, а те их не трогают. И эти красные ленты — наверняка условные знаки, дескать, всё оплачено. Ну что же. Похоже, с этой стороны нам ничего не грозит, ярл!
Хельги лишь улыбнулся. Хорошо иметь такого сообразительного помощника, как Конхобар Ирландец, хотя, конечно, тип он еще тот!
Итак, загадка счастливо разъяснилась: купеческий староста Вассиан Фессалоник потому не торопился, что поджидал посланцев местной разбойничьей шайки. Заплатил, сколько надо, получил опознавательные знаки, теперь можно и в путь. Замечательные договорные отношения — ты мне, я тебе. Только вот, судя по проклятиям кормщика, разбоинички вряд ли всегда строго выполняли условия соглашения, наверняка могли и лапу наложить на понравившуюся им часть товара. Как бы Ладислава им не понравилась! Хотя, похоже, они не собирались плотно сопровождать караван, иначе зачем ленты? Впрочем, в любом случае следовало держать ухо востро.
Утром, едва рассвет окрасил воды реки багрянцем, караван известного константинопольского купца Вассиана Фессалоника пустился в путь к Киеву. На мачтах передних судов огнем пылали алые шелковые ленты.
Глава 2
ПОРОГИ
Июнь 863 г. Днепр
Даже рощи —
И те повстанцами
Подымают хоругви рябин.
Зреет, зреет веселая сеча.
Сергей Есенин. «Пугачев»Ночью Хельги неожиданно вспомнилась Сельма. Ее темно-голубые глаза, то насмешливые, то грустные; волосы, светлые, как выбеленный на солнце лен; белая, как морская пена, кожа, чуть присыпанная смешными веснушками. Сельма, законная супруга и мать законной дочери...
Хельги всё-таки сильно скучал по ним обеим — по Сельме и маленькой Сигрид, — хоть и не очень-то признавался себе в этом, не дело викинга — грустить. А было грустно... Он лежал на широкой скамье ладьи, подстелив под себя волчью шкуру, и смотрел на звезды, такие холодные, неживые, далекие. Вокруг было темно, лишь на крайних ладьях зеленоватым светом горели лампадки — и правильно, незачем привлекать к себе излишнее внимание в глухую темную ночку, в такую, например, как сейчас. Вот уж, действительно, ни зги не видно, не поймешь даже, где ладьи, где вода, где берег, — всё одинаково черно.
Корабли Вассиана Фессалоника пристали к берегу, — попробуй-ка определи ночью, где мель, где порог, где камень. Вот и стояли, дожидаясь утра. Отдыхали, загасив ненужные костры и выставив охрану, которую, по мнению Хельги, вообще не стоило бы выставлять вдоль берега, всё одно ничего не разобрать, вот лучше б оставить часовых на каждом судне. Однако никто здесь его советов не спрашивал, а он сам и не особо-то рвался их давать, больно надо! Сиди себе, голову ничем не заморачивая, окруженный почтением, — милое дело. Сам купеческий староста Вассиан, с подачи Евстафия Догорола, дай боги ему долгой и счастливой жизни, относился к неожиданным попутчикам подчеркнуто вежливо, как к очень важным персонам. Что уж там наплел про них Евстафий, пусть будет на его совести, но почтение оказывали вполне искреннее, даже надоедать стало, когда тебе кланяются по каждому поводу.
Нет, конечно, поклоны — вещь хорошая, но не столько же! Видно, права пословица, что на юге легче гнутся спины. А так, что ж... Хорошая еда, вино, когда пожелаешь, отдельные шатры — это было неплохо, особенно для Ладиславы. Показываться без нужды на людях Хельги ей строго-настрого... не то чтобы запретил, но не рекомендовал. Уж больно сладкая девка, мало ли... Чай, найдутся желающие на этакий цветок. Вон, уже скрипнули доски... и как раз в той стороне, где шатер. Ярл неслышно поднялся со скамьи, прислушался... Ну, так и есть! Кто-то прется. Что ж, придется отвадить непрошеных гостей, только осторожней, не свернуть бы кому-нибудь случайно шею, ни к чему это...
Хельги скорее почувствовал, чем увидел, возникшую у мачты фигуру. Бесшумно сдвинулся влево, нагнулся... и ловким движением перекинул через себя чье-то легкое тело. Положил на скамью, закрывая ладонью рот... потом медленно отпустил, приставив к горлу лезвие кинжала. Сказал, как помнил, по-гречески:
— Говори, кто ты?
— О, ярл... — прошептал нежный девичий голос. — Ты чуть не убил меня.
— Просто я стерегу твой покой, Ладия, — усмехнулся варяг, умышленно назвав девушку так, как ее называли все. И чего ее только понесло из шатра?
— Сон нехороший приснился, да и... надоело там, в шатре, за целый-то день. Ты ведь мне днем выходить запрещаешь.
