Егор Чекрыгин - Странный приятель
А учитывая что перед этим, убитый еще и оскорбил подсудимого, и даже посмел отказаться от вызова на дуэль по всем правилам…
… Да, демоны побери! — Ренки бы мог отделаться парой лет заключения и приличным штрафом в казну. Ведь даже брат убитого, просил быть милостивым к юноше. А деревенская община предлагала взять на поруки круглого сироту.
… Вот только у Высокого Королевского Судьи, был собственный сын, примерно того же возраста, не вылезающий из трактиров, нарывающийся на драки, вечно приносящий отцу множество неприятностей и позорящий род.
… И если бы не его мамаша, боготворящая собственное дите — уважаемый судья давно бы применил к отпрыску самые суровые меры. Но…
Но вместо этого, он решил отыграться на бедолаге Ренки, подав на его примере, жестокий урок всем возомнившим о себе соплякам, не способных ценить ни собственные, ни чужие жизни.
Удача — девка не только ветреная, но и абсолютно безжалостная. И уж коли решила она кого-то покарать, то ее жестокость не знает границ.
* * *Угроза остаться без ужина, может сотворить настоящие чудеса с теми, кто последние три месяца, перебивался лишь жиденькой похлебкой, да малым куском хлеба.
Ноги, кажется еле волочащиеся по дорожной пыли, сразу задвигались быстрее, и солнце еще достаточно убедительно висело над землей, когда показались границы лагеря.
— Ну и что за падаль ты привел мне, лейтенант? — С отвращением глядя на присланное пополнение, заметил полковник оу Дезгоот. — Я конечно понимаю, что ты сдаешь их по головам, а не по весу… Но какие-то приличия соблюдать же надо!
— Заверяю вас полковник, — даже не стараясь быть убедительным, ответил на это вышеуказанный офицер. — Именно таких я и получил месяц назад в порту Лиригиса. Это все чертовы моряки кормили их раз в неделю. А у меня они даже немножечко потолстели.
— И многие ли сдохли по пути?
— Не более десятка. И то, исключительно по собственной вине и глупости. Зато, и вы еще будете мне за это благодарны, я научил их смирению!
Во время пребывания в городской тюрьме, Ренки очень страдал.
… Вернее — думал что страдал.
Потому что мягкий тюфяк набитый свежим сеном, и обеды от дядюшки Тааю, — еще долгие годы потом снились ему в сладких снах.
Да уж — дядюшка Тааю, будучи владельцем того самого трактира где произошло убийство, не только искренне сочувствовал попавшему в неприятности мальчишке, но и столь же искренне был ему благодарен. Ведь отныне его заведение обзавелось собственной Историей, которую можно годы напролет рассказывать посетителям, демонстрируя столик «за котором они сидели», и «то самое место, куда он упал, обливаясь потоками крови». — Так что на вкусные и обильные обеды, он не скупился.
Но Ренки искренне страдал, потому что дни, пока шло это нелепое следствие и дурацкий суд — бежали один за другим, а с ними, столь же стремительно и истекало время подачи прошений на допуск к экзаменам в Его Королевского Величества Офицерское Училище.
Да и сам факт, что потомок благородной семьи — оу Ренки Дарээка, подвергается аресту подобно какому-то преступнику, был в высшей степени оскорбителен… Хорошо еще, что он и так собирался покинуть родной городишко, и все об этом знали. Иначе бы Ренки не смог смотреть в глаза горожанам, да и его поспешный отъезд, мог бы быть воспринят ими как постыдное бегство!
Приговор он выслушал с недоумением. — А как же иначе? — Ведь это просто нелепость какая-то. Ведь даже брат убитого сказал речь в его защиту… Ведь все свидетели говорили одно и тоже… Ведь он лишь отстаивал свою дворянскую честь. Ибо проявление слабости или нерешительности в такой момент — упало бы грязным пятном на репутацию всего благородного сословия. И как это королевский судья… Подумать только, — Королевский Судья!!! — не может понять такой простой истинны. И вместо немедленного оправдания Ренки, начинает говорить какие-то немыслимые и нелепейшие слова… А ведь он, Ренки, еще собирался испросить у него какой-нибудь документ, объясняющий Высокой Комиссии, его столь досадную задержку.
Ведь невиновность Ренки была столь очевидна, что даже слова адвоката о подаче какой-то там апелляции на Высочайшее Имя, казались ему нелепым фарсом. — Какая к демонам апелляция?! — Его просто должны были отпустить. Сейчас! Немедленно!!! Ибо дурной этот сон, уже явно слишком затянулся!
Но его не опустили. И несколько следующих дней, он провел как в тумане.
Туман этот упал на сознание Ренки, когда холодное и ржавое железо кандалов коснулось его кожи. — Несколько дней он провел как в бреду. — Выполнял какие-то команды, куда-то шел в толпе таких же, звенящих кандалами и оглушенных ударами судьбы спутников. Ел что дают… Или отдавал свою еду кому-то другому, когда его об этом просили… Спал когда появлялась такая возможность, и просыпался от начинающегося по утрам шевеления других каторжан.
Туман исчез, сменившимся вонючим сумраком корабельного трюма.
Исчез внезапно, и взору Ренки предстала какая-то мерзкая рожа, дерзко тянущая из его рук миску с отвратительно пахнущей похлебкой.
— Ты чё пацан. — Слегка удивилась рожа тому, что обычно безропотный клиент, вдруг потянул миску на себя. — Совсем охренел?
— Пшел вон, быдло. — Посмотрев в расположенные на роже глаза взглядом бывалого фехтовальщика, ответил Ренки, даже не думая о последствиях.
— Не… В натуре. — Совсем охренел! — Все еще не веря в происходящее пробормотала рожа.
… Тут надо сказать, что Ренки в чем-то, хоть немного, но повезло. — По закону, заменить каторгу армией, могли только осужденному, впервые попавшемуся в лапы правосудия. Да и само преступление не должно было быть совсем уж тяжким.
Каторжная команда, в которую попал бедолага, состояла в основном из бродяг, проворовавшихся приказчиков, пьяниц-дебоширов, или пойманных на мелких кражах воришек.
Было и несколько убийц, но раз Королевский Суд, счел возможным заменить им виселицу на армию, — в их преступлениях имелись смягчающие обстоятельства.
Однако, говорят что если даже собрать вместе отпрысков благороднейших фамилий, и ограничить их в еде, — даже столь достойнейшие дети, выросшие на примерах высокой Чести, и воспитанные в духе истинной благопристойности — вскоре разделятся на банды, и более сильные, начнут отбирать еду у слабых[1].
Вот и в каторжной команде, куда попал несчастный Ренки, мгновенно появилась такая банда, сложившись из наиболее пронырливых и наглых каторжан, отнюдь не брезгующая всякими возможностями улучшить условия своего существования, за счет своих, не столь энергичных товарищей.
