Олаф Бьорн Локнит - Склеп Хаоса
– Я разумный человек, – поправил гость. – И потому не хочу срываться с места в самом начале сезона штормов.
– Ни за что не поверю, что тебе неизвестна какая-нибудь маленькая неприметная гавань, где можно надежно укрыться, – недоверчиво сказала Чабела. – Ведь известна?
– Ну, допустим, – расплывчато отозвался Конан. – Нечего сказать, удружила! Мне же сейчас метаться по всей Кордаве, разыскивая по кабакам собственную команду! Если начнется бунт – я скажу, что ты во всем виновата. Ты и твой папаша-кровопийца.
– Оставь в покое моего отца. С вами по-другому нельзя, – сердито огрызнулась принцесса. – Время от времени кого-то из вашей вольной шайки необходимо примерно наказывать, а то соседи начинают ворчать. Мол, кордавские корсары совсем отбились от рук, даже собственного короля не уважают. Придется тебе и твоим людям немного победствовать вдали от наших гостеприимных берегов. И не вздумайте бунтовать – тогда даже мое заступничество и прежние заслуги не спасут… Так я могу надеяться, что к завтрашнему утру на причалах даже вашего духу не будет?
– Уговорила, – неохотно согласился гость. – Сама отлично знаешь, нет у меня никакого желания ссориться с Фердруго. Так и быть, сегодня вечером или ночью мы уйдем.
Чабела хмыкнула, довольно схоже передразнив визгливые интонации торговки-шемитки с Морского рынка:
– Я ж всегда говорила – с этого молодого человека таки выйдет толк! – и уже своим голосом вкрадчиво добавила: – Впрочем, все сказанное мною не означает, что тебе необходимо прямо сейчас мчаться в гавань.
* * *
Визитеры принцессы, не желавшие привлекать к себе излишнего внимания, обычно покидали Новый Замок через неприметные Торговые ворота, предназначенные для всякого рода поставщиков двора и прислуги. Конечно, здесь тоже стояла стража, но многоопытные караульные давно усвоили, в каких случаях стоит чуток ослабить неусыпную бдительность. У стражника справа при виде корсарского капитана немедленно что-то случилось с завязками надраенного до нестерпимого блеска панциря. Гвардеец слева решил, что самое время прикрикнуть на возницу медленно вползающей в ворота тяжело груженной повозки. Возчик счел себя обязанным подробно обсказать караульному, что он может делать со своими приказаниями. К оживленной перебранке тут же присоединился выглянувший на шум кухонный распорядитель… В общем, никто даже не сделал попытки задержать подозрительного типа, вышедшего из дворца, на предмет выяснения, кто он такой и что здесь делает.
Узкая улочка, мощеная гранитными булыжниками, вела от Торговых ворот прямиком в Приморский квартал, к гавани. Гость наследницы короны, цокая подкованными сапогами по мелким камешкам, неспешно прошел вдоль наружной стены замка, свернул налево, на миг задержался возле лотка уличного торговца фруктами, невозмутимо прихватил особо приглянувшуюся ему кисть винограда, и отправился дальше. Слегка растерявшийся от подобной наглости торговец открыл было рот, потом более пристально посмотрел вслед уходящему грабителю, сплюнул и рассудил, что от потери одной виноградной кисти он не обеднеет. Затевать ссору, звать городскую стражу – себе дороже!
Улица вильнула в последний раз и оборвалась у начала городской достопримечательности – широченной лестницы под названием «Корабельная», длиной едва ли не в тысячу ступенек, несколькими пролетами спускающейся к морю. Отсюда был виден почти весь полукруглый залив, далеко вытянувшиеся в море причалы и поблескивающее на солнце тускловатой старой бронзой «Чудо Морское». Конан, обитавший в Кордаве уже почти год, все равно задержался у начала лестницы, удивляясь про себя, как можно украсить свой город таким чудовищем. Мало того – искренне восхищаться им и водить приезжих любоваться!
«Чудо Морское» было статуей. Причем не просто статуей, а монументом в честь морской славы Зингары. Задумывалось оно как памятник морякам, погибшим около ста лет назад, во времена ожесточенных сражений Зингары и Аргоса. Победившая Зингара решила не жалеть денег и заставить все страны Полуденного Побережья позеленеть от зависти.
Да уж, тут было чему завидовать… Мало того, что памятник имел по меньшей мере две сотни локтей высоты, мало того, что его установили посреди гавани, затопив ради этого несколько десятков барж с камнями и землей, так он еще получился, по мнению Конана, на редкость уродливым. А первый помощник капитана, кордавец Асторга, при виде «Чуда Морского» кривился и бормотал: «Ну и страховидла… За что нам такое наказание?»
По замыслу создателя, памятник должен был напоминать горожанам о подвиге нефа «Ястреб», сумевшего в одиночку прорваться в устье Хорота и высадить десант возле Мессантии, что в корне изменило ход какого-то знаменитого сражения. На деле же «Чудо Морское» больше походило на огромную бронзовую скалу, из которой то здесь, то там торчали причудливые носовые украшения доброго десятка кораблей, так или иначе отличившихся в те бурные времена. Венчалось огромное сооружение слегка уменьшенной копией знаменитого «Ястреба» под всеми парусами. Знатоки со смешками уверяли, что вид у прославленного нефа в точности как у перегруженной галеры, с размаху налетевшей на подводные камни.
Единственная польза от монумента заключалась в том, что из него получился неплохой ориентир для входа в гавань. По ночам на верхушке памятника зажигали огонь, ясно видимый за несколько десятков лиг даже в самый густой туман. Но днем смотреть на статую без содрогания было невозможно. Слишком уж она была огромной, пышной и безвкусной. Острословы прозвали ее «Чудом Морским» и это название стойко держалось уже почти сто лет, даже войдя в списки лоций.
Статуя также полюбилась разнообразным морским птицам, немедленно обосновавшимся в ее многочисленных нишах и выемках, и быстро обляпавших белым пометом все выступающие части. Иногда монумент чистили, но толку от этого было чуть больше, чем немного – птицы немедля восстанавливали соскобленное.
А лет десять назад моряки с торговых кораблей употребили памятник в качестве виселицы, решив не дожидаться приговора королевского суда и весьма живописно развесив на нем изловленную команду Руиза Акулы. Разумеется, во главе с самим Акулой, ставшим уже притчей во языцех и нагадившем всем, кому только можно. К сожалению, именно в этот день в Кордаву явилось посольство из Шема, и мирные переговоры были напрочь сорваны – шемиты решили, что им нечего делать в стране, где столь необычно используются монументы павшим героям…
«Не чудо, а чудовище, – решил про себя Конан, быстро спускаясь по широким ступеням Корабельной лестницы мимо пестрых лотков и шумных торговцев. – Скорее бы она рухнула… И лучше всего – на голову той сволочи, что напела Фердруго про наши темные делишки. Вот не повезло, так не повезло!»
