dver_v_zimu - Элизиум, или В стране Потерянных Снов
Астория протянула руку.
Он положил ей в ладонь свернутый в треугольничек огрызок пергамента.
Астория развернула и прочитала громко, хорошо поставленным голосом, как будто было важно именно так — внятно, четко — прочесть эти каракули, и именно здесь, сейчас.
«Рыжая-бесстыжая, утрись! Контрошка на десять баллов! Завтра меняемся, только чур не трепаться, горгулья тебя раздери на 1 млн. кусочков… Целую в нос.
Вечно твой, Великолепный Негодяй из Слизерина».
— Ничего такого не было, — с короткой усмешкой сказал Поттер. — Роза не из тех девочек, она серьезная, умненькая и с большим… хм… самомнением. Воспитание. Гермиона. Все такое. Но, похоже, они были дружны. Они менялись результатами контрольных, благо, что Рэйвенкло не со Слизерином в паре… В наше время и помыслить такое было трудно. Я… гм… я о контрольных.
— Ему нравится, когда его так называют, — сказал Драко.
— Прости?
— Великолепный Негодяй. Он сам это выдумал, еще до школы.
Астория села на постель и сцепила руки на коленях.
— Просили разрешения приходить, но я сказал, нет… Конечно же, вам решать, но… Наверное, это лишние хлопоты.
— Они испугаются, — вдруг сказала Астория, очень убежденно. — Дети боятся смерти. Болезней. И детям не нужно видеть такое, это все равно, что фестрала увидеть до срока… до поры.
Драко и Поттер уставились на нее в изумлении.
— Мы хотели еще ребенка… Правда, Драко?
Он с глупым видом кивнул.
— Ему не было бы так скучно. Здесь, в поместье Скорпиус иногда ужасно скучал. Был страшно рад отправиться в школу, потому что…
И тут она разрыдалась. Драко видел это слишком ясно, чтобы утешать: о чем она плакала, о ком. Об этом — втором, не рожденном, несуществующем ребенке. О себе самой.
Поттер еще покашлял и покачался на каблуках, а потом не выдержал и вышел.
Драко позвал его вниз, в столовую, куда подали чай и закуски, но они почти ничего не съели. Незаметно наступил вечер. Поттер ушел через камин, и Драко — вот тогда в первый раз — ощутил собственное одиночество и неясную тоску.
Потом он приходил еще и еще, возвращался, движимый каким-то своим чувством долга, гриффиндорской заботой или еще чем: записки от Розы, которые Астория складывала в фарфоровую шкатулку в изголовье постели, коротенькие пересказы школьных проделок — от Ала, Джеймса…
Поттер трудился для Астории в основном, наверное, чтобы ее поддержать, она была очень хрупкой в эти дни, казалось, неловкое слово может ее сломать, но молчание — мужское скупое горе — могло и вовсе ее раздавить. Вот почему Драко вел себя в те дни так, словно не было в Малфой Мэноре гостя более дорогого… А может, и правда не было.
Наступил декабрь, выпал первый снег и тут же растаял.
Тем вечером, за две недели до Рождества, Драко и решился поведать тайну. Нет, он не рассчитывал на понимание, просто не мог не сказать.
Поттер был человеком — возможно, единственным во всем мире, не считая самого Драко, который отказывался хоронить Скорпиуса Гипериона Малфоя. Поттер был тем, кто держал Драко в неуправляемой, страстной мечте, и кому еще было рассказать, как не ему?
— Безумие, я знаю, — Драко показал Поттеру на кресло у стола. — Выслушай, потом возражай.
Он крепко запер дверь и даже наложил заклятие от подслушивания — не особенно верил в возможность такового, но тайна того требовала. Он говорил быстро, горячо, сам себя слышал со стороны и удивлялся этой, почти просительной, страстности.
Он остановился у окна и перевел дыхание. Взглянул на сумерки, на оголенные ветви деревьев на фоне свинцово-серых, мокрых туч, и поежился.
— Что бы ТЫ сделал, чтобы вылечить своего ребенка? — потребовал он, не обернувшись.
Ответ он знал.
— Все, что могу. Все, что только возможно.
Драко быстро кивнул — не кивнул, а просто дернул головой.
— Да, да. Так все говорят, Гарри. Скажи еще раз. Подумай и скажи.
Молчание.
Поттер разглядывал свои руки с предельным вниманием.
— Все, что возможно, — повторил он тихо. И, еще тише. — И наверное… Ох, Драко. Что невозможно…
Он осекся, поняв, что зарапортовался. Это была стандартная формула, дурацкая мантра любого отца. Но Драко просиял.
— Вот именно. Невозможное. Немыслимое.
— К чему ты клонишь? — прямой вопрос. Не из тех он был, этот Поттер, кто ходит вокруг да около.
— Невозможное. Я не знал, где искать, как искать, ЧТО искать.
Драко прошелся вдоль книжных полок. Показал на корешки:
— Здесь ничего нет. Волшебникам не страшны эти болезни, ты знаешь… нет, не знаешь, подожди. Дай договорить. Я много прочел и говорил, наверное, со всеми лекарями волшебного мира. Это кровоизлияние в мозг… Оно невозможно. Оно… нет таких волшебников, кто умер бы от него — мы не так устроены, что-то есть в магии, что не позволит нам умирать от инсульта. Инсульт, — повторил он терпеливо, точно Поттер не был полукровкой, — инсульт, это болезнь магглов. Кровь заливает мозг, человек… маггл мертв.
— Я знаю, — тихо, участливо.
— Нет, не знаешь. Вот почему не лечат. Нет таких зелий, лекарств. Есть, есть, — он перебивал сам себя, — есть, я знаю. Они мне говорили. Но они не помогают. Тогда… этот Переску из Трансильвании, он первым мне сказал. Если не помогло с первого раза, то не поможет уже никогда. «Твой мальчик или встанет здоровым, или нет такого лекарства во всем мире…» Нет, он не помог. Я прогнал его.
Поттер слушал, приоткрыв рот. Драко сам себе противоречил, это было плохо… Он глубоко вдохнул и решил начать сначала.
— Есть лекарство, но так давно никто из нас не болел и не умирал от этого, что о нем почти забыли. Но оно есть, и оно должно было помочь. Переску привез его. Мы ополовинили наше состояние, отец дал согласие… Мерлин мой, ты не знаешь, сколько это стоило. Но не помогло.
Драко остановился напротив него и смотрел, широко раскрыв глаза, борясь с этим сбитым дыханием.
— Понимаешь ты? Не помогло.
— Я помню Переску, — сказал Поттер. — Он, кажется, вернулся туда, к себе?..
— И даже денег не взял. Кодекс чести, и все остальное. Я стал уважать его после этого, хотя ненавидел. Я помчался за ним, аппарировал в одной рубашке. Попал в снег, чуть не заблудился на этом чертовом перевале… неважно. Ты слушаешь?
— Да, — быстро сказал Поттер. — Да, Драко. Я слушаю, но…
— Теперь слушай. Теперь. Я был у него в замке, мокрый, весь… весь мокрый от снега. Кажется, плакал, чуть не ползал на коленях. Ты помнишь Лорда? О, еще бы тебе не помнить.
— Помню… Драко, послушай…
— Нет, ты послушай. Это было, когда я до конца их всех понял — тех, кто приползал к Лорду. Нет, не всех. Но тех, кто видел в нем надежду. На бессмертие, ты понимаешь? На избавление от этого всего, от болезни, горести, смерти, в конце-то концов. Я был мальчишка, дурак, откуда мне было знать, зачем люди к нему идут? За этим идут. И на коленях ползают. И плачут, и унижаются так, что не дай тебе Мерлин когда-нибудь видеть.
