Алексей Пехов - ЛЁННАРТ ИЗ ГРЕНГРАСА
Глаза настороженно мигали, когда Лённарт смотрел в них, но не спешили выбираться на лунный свет из густой тени еловых лап.
Наконец Изгой, не сдержав любопытства, подошел к краю заметенной тропы и заглянул под ветку, из-под которой за ним с опаской наблюдали бирюзовые светляки.
Тут же раздалось рассерженное шипение, словно кто-то плеснул водой на раскаленные камни, «глаза» отпрянули поближе к стволу, и Лённарту в лицо угодил комок снега. Он выругался от неожиданности, отступил назад, вытирая рукавицей бороду, нос и щеки. Вокруг слышались возмущенные писки и уханье. Лесные жители, пораженные столь наглым поведением, высказывали грубияну все, что думают о нем и его немыслимом поступке.
Со всех сторон в Изгоя полетели снежки. Они отличались большой точностью и били в плечи, грудь, голову. Лённарт, рыча, выставил перед собой руку и бросился бежать. За спиной раздалось победное улюлюканье. Однако от него отстали.
Охотник посмотрел на небо, пытаясь определить время по звездам. До полуночи оставалось не больше часа.
Преодолевая усталость, человек вновь двинулся вперед и вдруг услышал смех. Пытаясь определить, откуда он раздается, Изгой остановился, сдернул с головы капюшон и застыл, словно готовая к броску рысь. Задорный женский хохот звучал все ближе. Лённарт с удивлением задрал голову.
На фоне луны промелькнул темный силуэт. Один. Другой. Третий… Десятый…
Веселая кавалькада неслась по небу, купаясь в ледяном ветре и по дороге распугивая шарахающиеся звезды. Незнакомцы стремительно мчались с севера на юг. Лённарт сам не заметил, как очутился возле дерева с мечом в руках и, укрытый густыми ветвями, смотрел на беззаботную гурьбу, исчезающую в темноте неба вместе со смехом, криками, дудками и собачьим лаем. Оставляющую после себя едкий звон в ушах, учащенно бьющееся сердце и пересохшее от страха горло.
Наконец решив, что опасность миновала, Изгой вышел из укрытия на тропу, но оружие убирать не спешил до тех пор, пока не убедился, что никто из Проклятой свадьбы его не приметил.
Истории о ней были одними из самых востребованных в ночь Отига. Любой рассказчик был готов с удовольствием поведать всем желающим, кого, в какой год и при каких обстоятельствах затянула в свой развеселый хоровод Проклятая свадьба. В Гьюнварде не было ни одного города, ни одной деревни, где не пропали бы несколько человек. Рано или поздно кто-нибудь оказывался в Отиг вне дома, и рано или поздно кого-то из этих невезунчиков подхватывало летящее по небу веселье. Чтобы пить, петь, плясать, радоваться рядом с женихом и невестой. И больше никогда не возвращаться к родному очагу. Навеки быть скованному древним проклятием, отлавливать новых случайных путников, забирая их для вечной жизни.
Для себя Лённарт из Гренграса подобной участи не желал и, если бы его заметили, не собирался сдаваться так просто. Охотник не был уверен, что обычная сталь опасна для бездушных призраков, но в том, что не дался бы им живым, он не сомневался. Оставалось лишь поблагодарить богов, что чаша сия обошла его стороной.
Погода начала портиться, небо затянули облака. Луна исчезла, и ночь скрыла большую часть дороги. Йостерлен мгновенно перестал быть волшебным и сказочным, превратившись в нелюдимого мрачноватого затворника.
Заметив впереди какое-то движение, Лённарт решил сойти с тропы. Но не успел. Его услышали. Гигантское существо оказалось прямо перед оторопевшим Изгоем в три огромных шага. Оно напоминало серую гору и было покрыто густой лохматой шерстью. Сизый нос, так похожий на еловую шишку, размером мог поспорить с целым комодом. Большие ореховые глаза с пушистыми ресницами прятались под густыми, словно грубая щетка, бровями. Охотник только теперь понял, что перед ним самый настоящий тролль.
— Хум-хум-хум! — знакомо пробормотал великан. На голове у него была войлочная, порядком потрепанная шляпа с несуразно широкими полями, а в лапах деревянная лопата, с помощью которой он расчищал путь.
Чудовище скосило глаза на Лённарта и приподняло шляпу над головой, приветливо кивая и растягивая пасть в улыбке, сверкнув внушительным набором зубов.
Изгой, опешивший от такой вежливости людоеда, все-таки нашел в себе силы кивнуть в ответ.
Тролль отвернулся, взмахнул заступом и, отбросив на обочину целую гору снега, не спеша двинулся вперед. Он тяжело сопел, из его носа на мороз вырывались целые клубы горячего пара. Огромный, выдающийся вперед живот мерно колыхался в такт тяжелым косолапым шагам. — Хум! Хум!
Лённарт обогнал гиганта и, стараясь не бежать, поспешил дальше, постоянно оглядываясь. Но тролль был занят делом — он чистил тракт и больше не смотрел на человека. Постепенно великан исчез за деревьями, и оттуда лишь изредка доносилось приглушенное «хум-хум».
Вновь пришлось идти по глубокому снегу, и теперь спасали только лыжи. Лённарт посмотрел под ноги, тихо выругался и присел перед отпечатками раздвоенных козлиных копыт.
Вне всякого сомнения тот, за кем он так долго гнался, тот, о ком за время безумного Отига уже успел подзабыть, недавно проскакал этой же дорогой. Лённарт поспешил по четким следам. Кажется, он нагонял беглеца, несмотря на то что тот был верхом.
Судя по глубоким и неровным отпечаткам, тарвагский козел очень устал и едва волочил ноги. Двухдневная гонка выпила его силы, и зверь, несмотря на сказочную выносливость, начинал сдавать.
Наступил первый час ночи — называемый часом Ведьмы.
Вьюга началась неожиданно. Теперь снежинки, словно назойливая мошка, лезли в глаза, липли к ресницам, мешая идти, и от них не спасал даже надвинутый капюшон. Изгоя окружила сплошная белая стена, хаотичная, прихотливая, где без труда мог затеряться кто угодно. Она была способна смутить слабого духом, заставить ходить по кругу, бежать в страхе, звать на помощь.
Ветер выл, словно тысяча грешников. В снежной круговерти виделись тени и силуэты того, чего не могло там быть. Веселая пляска мужчин и женщин, четверка ковыляющих лошадей, бегущая стая волков, за которыми гонится одинокий снежно-белый пес. Рыбацкая лодка, взмывающая над волнами, чтобы превратиться в белого альбатроса, который легкой снежинкой падает вниз и через мгновение взмывает в вихре круговерти вместе с тысячами точно таких же, как он, братьев и сестер. Изгой слышал безумный свист дудок, разудалую песню, злой бездушный смех, безудержные рыдания, волчий вой, свист кнута, проклятия, исполненные лютой ненависти, робкие мольбы о пощаде, крики боли, ужаса и наслаждения.
Вьюга была всем и одновременно ничем.
Сгусток подчиненной Отигу стихии, поймавшей одинокого путника в паутину смертельного безумия. Духи зимы вились вокруг Лённарта, и их ледяные тритоньи хвосты то и дело проносились у него перед самым лицом. Они касались его тонкими, бесплотными руками, заглядывали в глаза, звали за собой, туда, где гремели дудки и барабаны, звучали песни и крики о помощи.
