Виктор Некрас - Ржавые листья
Добрыня не ответил — и без того на душе было поганее некуда.
Полог шатра откинулся, вышел бледный Владимир, за ним, опасливо косясь по сторонам — Блуд. Увидев их вместе, Варяжко вмиг понял всё и завыл по-волчьи, закончив вой утробным горловым хрипением, в коем ясно слышалась жажда крови. Все невольно попятились.
— Убью! — прорычал гридень, вырываясь из рук словен. Они бы его и не удержали — вшестером! — но навалились ещё и пересилили. Повалили наземь и скрутили верёвками. Варяжко ещё несколько мгновений бессильно бился, пытаясь разорвать добротные крапивные ужища, грыз землю, пачкая траву кровью из разбитого рта, потом всё ж затих. Его отроки стояли спокойно, боязливо оглядываясь, видно, всё ещё опасались, что теперь будут убивать их. Добрыня при этой мысли мрачно усмехнулся, — кому нужна их воробьиная жизнь.
— Что с этим? — спросил кто-то из кметей, кивая на Варяжко.
Владимир думал недолго. Враг должен умереть.
— Возьми троих воев и… — он оборвал слова. Всё и так было понятно.
— А… этих?.. — кметь мазнул взглядом по испуганным лицам Варяжковых отроков.
— Пусть живут, — обронил Владимир. Кметь понятливо кивнул и зашарил глазами по толпе, отыскивая своих воев.
Четверо словен вынесли на длинном щите мёртво обвисшее тело Ярополка Святославича.
Ничего этого из Родни не видели. Ни вои, ни княгиня Ирина, безотрывно глядевшая на стан Владимирова войска.
Она видела только, как вошёл в златоверхий шатёр её ясный витязь. Видела, как вдруг ринулся к шатру Варяжко, как всё скрыла муравьиная кипень словенских воев.
И слышала крик.
И всё поняла.
Но всё ещё не верила.
Потом из стана Владимиричей показался всадник. Кметь в полном вооружении — высокий островерхий шелом с еловцом, колонтарь, щит, обтянутый алой кожей. Кожа эта вдруг показалась Ирине кровью, и княгиню зашатало.
Кметь приблизился к воротам, бесстрашно подставляя себя под возможные стрелы. Ирина его не знала, но пролетевший по заборолу шёпот вмиг объяснил кого она видит.
— Добрыня!
— Добрыня.
— Сам Добрыня Малкич.
Добрыня остановил коня перед рвом и крикнул, подняв с окрестных деревьев целую стаю птиц:
— Эгей, в Родне! Князь Владимир Святославич повелевает отворить ворота!
— Наш господин — великий князь Ярополк Святославич! — крикнул родненский воевода Чапура. Княгиня замерла, уже заранее зная, что ответит Добрыня.
— Князь Ярополк умер!
В крепости стало тихо. И в этой тишине все услышали послышался безутешный плач — рыдала, словно предчувствуя свою судьбу, великая княгиня Ирина Святополча.
Vae victis, княгиня.
Шагать было больно. Верёвки, конечно, развязали, но затёкшие ноги шагали с трудом, подворачиваясь и подкашиваясь. Варяжко терпел, стиснув зубы и не обращая внимания на насмешки словенских воев.
Кметь, коему Владимир его поручил, почто-то не зарубил его прямо на месте, на глазах у всех, а повёл куда-то на край стана, к Роси. Знать, брезглив был новоявленный князь великий, не хотел видеть крови. Хотя вот кровью брата не погнушался же.
Ноги постепенно отошли. Варяжко слегка ободрился — только бы вывели на берег.
И вывели.
На обрывистом берегу Роси небольшая лужайка спряталась в зарослях ивняка. Тропинка пробегала через лужайку и скрывалась в кустах.
Остоялись.
Варяжко, чуть обернувшись, бросил через плечо:
— Тебя как зовут-то, кмете?
— Яруном зови, — кметь оказался неробкого десятка. Не всякий отважится сказать своё назвище врагу, которого сей час надо убить. А ну как встречник потом придёт?
— А в дружине давно?
— Ты зубы не заговаривай, — хмуро ответил Ярун, — видно, уже успел пожалеть о своей откровенности. — Давно, недавно, какая разница?
А ведь недавно, пожалуй, — подумал Варяжко.
— А как мнишь, Яруне, — отпустит князь моих воев?
— Да на какого упыря они ему сдались? — пожал плечами Ярун. — Отпустит, вестимо.
— Руки бы развязал, Яруне. Помирать легче будет. Как кметь кметя прошу.
Просьба была безошибочная. Теперь он не откажет.
Ярун бросил своим:
— Развяжите его.
Верёвка на руках ослабла, и пясти объял огонь. Стиснув зубы, Варяжко сжал и разжал кулаки. Обернулся.
Ярун медленно, словно раздумывая, потянул из налучья лук и отступил на один шаг.
Пора!
Варяжко друг одним движением оказался рядом со словенами. Рука, ещё не очнувшаяся от онемения, воткнулась в лицо первому и вдругорядь взялась огнём. Но вышитый носок Варяжкова сапога уже ударил в подбородок Яруна. Кметь опрокинулся назад, ломая тонкий густой ивняк.
Руки уже обретали чувствительность, и Варяжко ринулся к двум другим воям, тупо на него таращившимся.
Костяшками пальцев в переносицу! — и ближний вой отлетел в сторону. Второй, очнувшись, наконец, схватился за топор. Поздно! Крутанувшись, Варяжко рубанул его ребром ладони по горлу.
Гридень обернулся — вовремя! Первый сбитый им словен уже стоял на коленях, прилаживая к тетиве стрелу. Понятно, затёкшая рука не смогла ударить в полную силу.
Варяжко подхватил оброненный топор и прыгнул вбок. Стрела с басовитым гудением ушла куда-то в кусты. Гридень, кувыркнувшись, поднял на одно колено и, видя, что вой лезет в тул за новой стрелой, метнул топор. Силы у Варяжко хватало, и словен опрокинулся с раскроенной головой, — топор угодил ему прямо в лицо.
Гридень остановился и огляделся. Двое — навьё, двое — без памяти. Бесскверно, гридень Варяжко, бесскверно. Он сорвал с Яруна меч вместе с перевязью, нацепил на себя. Полувытянул клинок из ножен, полюбовался отличной сталью, цокнул языком.
Сиганул с берега в воду.
Войско растянулось по лесной дороге, солнце жарило без пощады, и нагие брони, казалось, тоже излучают жар.
Военег Волчий Хвост отбросил пятернёй со лба намокшие от пота волосы, поднёс к губам кожаную флягу и с отвращением глотнул тёплой воды.
Из головы войска послышались крики. Воевода приподнялся на стременах, вглядываясь. Огибая мерно идущих пешцев, продираясь сквозь низкорослый придорожный чапыжник, к нему скакали три всадника. Двоих Волчий Хвост узнал мгновенно — дозорные. А вот третий…
Третьего Военег Горяич узнал только когда тот подъехал вплотную.
— Варяжко!
— Я, воевода.
Гридень перевёл дух, утираясь от пота, льющего по лбу потоком.
— Тебя князь послал? — Волчий Хвост ещё ничего не понимал.
Варяжко чуть усмехнулся и покачал головой.
— Мёртв князь, — процедил он сквозь зубы. — Нет, князя, нет! Понимаешь, воевода, нету!
Волчий Хвост молча слушал рассказ Варяжко, опершись на стол локтями и мрачно уставясь в одну точку. Глиняная корчага с пивом опустела почти наполовину, воевода изредка ворочал чуть пьяными глазами, но молчал. В углу хаты также молча и жадно слушал гридня хозяин, у которого они приютились на постой. Его домочадцы давно уже спали, а самому ему не спалось — не давало спать несносное, непонятное любопытство, дающее удовольствие мужской душе известным осознанием причастности к высоким государским делам.
