Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — Вильдграф
Растенгерк едва не сорвал голос, пытаясь заставить этих неистовых романтиков рассмотреть не просто грозного дракона, но и человека на его спине. Наконец кто-то увидел, а потом и опознал до того, как я снизился на дистанцию выстрела из лука. Судя по бедным шатрам и одежде из грубо выделанных шкур, племя очень небогатое, если говорить дипломатично. Своих Ледяных Игл у таких точно не отыщется, а предположить, что некто уже успел как-то забежать вперед и держит меня на прицеле, — попахивает даже не откровенной трусостью, а паранойей.
Я сделал еще круг, чтобы рассмотрели Растенгерка получше и убедились, что действительно он, затем осторожно опустился на свободное место в центре стойбища, здесь наверняка общие собрания, сложил крылья, подняв тучу пыли и заставив пошатнуться шатры, и тут же застыл, как каменное изваяние.
Растенгерк, продолжая улыбаться и вздымая победно руки, поспешно спустился на землю. Воины, ощеряясь копьями и дротиками, смотрели больше в страхе на ужасного дракона, чем на неожиданно вернувшегося их давно исчезнувшего ярла.
Он встал перед моей мордой и закричал снова:
— Опустите оружие!.. Это я, Растенгерк, а это мой друг! Не сердите его, он одним вздохом может испепелить все на расстоянии мили… а то и двух!.. Нет-нет, он это не сделает, он наш друг!
Раздвинув воинов, вышел высокий мускулистый воин с суровым лицом, где шрамов и морщин поровну, волосы наполовину седые, но поджар и явно все еще силен.
— Рад тебя видеть, сын мой…
Голос его звучал ровно и сильно, обращался к Растен-герку, но смотрел на меня. Растенгерк ринулся навстречу, они обнялись и долго хлопали друг друга по спине и загорелым плечам, обильно проливая скупые мужские слезы.
Воины, убедившись, что Растернгерк — действительно Растенгерк, теперь вообще не отрывали взглядов от огромного и ужасного дракона, закованного в блестящую броню костяного панциря и лат. Из шатров выглядывали и тут же прятались испуганные женщины и очень любопытные дети.
Растенгерк наконец выговорил с чувством:
— Спасибо, дядя Чегерд.
Воин сказал с суровой теплотой:
— Твой отец умер, пусть Морской Конь примет его отважную душу, теперь я твой отец. А мои сыновья — твои братья.
Растенгерк преклонил перед дядей колено.
— Спасибо, доблестный Чегерд. У меня остался один брат, но и то не знаю, жив ли. Сразу пятеро твоих сыновей — это просто милость и благоволение богов! Я благодарю великого Морского Коня, что послал мне такую родню.
Чегерд взглянул через его плечо на меня. Лицо его оставалось напряженным, а в глазах вспыхивали и с трудом угасали огоньки опасения и страха.
— Уверен, что этот дракон не пожрет здесь все?
— Уверен, дядя.
Чегерд поднял Растенгерка с колен, сам все еще не отрывает от меня настороженного взгляда.
— Я слышал, — сказал он осторожно, — их почти невозможно приручить…
— Он не приручен, — ответил Растенгерк.
Воины попятились, широкий круг вокруг меня стал еще шире. Чегерд сказал напряженно:
— Но как же…
— Это великий дракон, — объяснил Растенгерк, — повелитель других драконов. Поприветствуй его!
Чегерд кивнул мне и сказал небрежно:
— Приветствую тебя, великий… Ты в самом деле огромен даже для дракона.
Я проревел:
— Как и ты — для человека.
Чегерд вздрогнул, глаза полезли на лоб.
— Оно… умеет разговаривать?
Растенгерк торжествующе улыбался, воины вытягивали головы, словно старались заглянуть мне на спину. Я буркнул:
— Разговаривать я умею, а вот умеешь ли ты летать?
Чегерд ошалело замолчал, Растенгерк увидел, что я зашевелился и разминаю лапы перед прыжком в небо, сказал торопливо:
— Великий Шумил, я еще раз клянусь в дружбе и надеюсь на развитие нашего союза… а пока желаю тебе успеха!
Пусть везде будет опора твоим крыльям!
Я наклонил голову и прорычал благосклонно:
— Благодарю, ярл. Нужна будет помощь — зови. Вот тебе чешуйка с моего брюха! Брось в огонь, я почую. Но помелочам не тревожь, понял?
Стойбище осталось далеко внизу и все еще уменьшается, уползая со всей долиной под брюхом из поля зрения. Я не зря сказал насчет мелочей, теперь эти айсоры вообще не позовут меня из гордости, в то же время осознание моей поддержки придаст им силы и уверенности.
А также, как догадываюсь, собьет спесь с соседей и заставит призадуматься. К ним слухи дойдут, как обычно, преувеличенные и приукрашенные. Может быть, в чем-то даже эти саргоны и урарты пойдут на уступки. Но еще бы лучше — на сближение…
Золотые барханы сверкают так, что я просто вижу, как расплавленный песок стекает по округлым склонам, а там в тени медленно остывает, иначе потекли бы реки расплавленного золота и сожгли бы сонный и беспечный мир.
Вдали засверкало нечто ярче золотых песков, ярко-пурпурный в лучах заходящего солнца город. А днем, думаю, сверкает как гора из чистейшего снега, здания там то ли из белейшего мрамора, то ли из предельно белого песчаника. Я ускорил полет, но опоздал: солнечный диск соскользнул за темный край земли, везде лег полумрак, а багровые лучи свирепо бьют из-за горизонта и освещают только кучевые облака в небе, делая из них пылающие горы.
Когда наконец приблизился к городу, погасли и облака, внизу все погрузилось в темноту, что для меня все тот же день, только без теней и в черно-белом цвете. Из-за горизонта за это время выдвинулись еще города, я на такой высоте, что кажутся брошенными на траву шапками.
Из-за темного края медленно всплыла, как шарик воздуха в плотном неподвижном озере, сверкающая луна. Город подо мной даже в ее свете заблистал и стал похож на елочную игрушку. Люблю южные города, всегда из белого камня, легкие, праздничные, в них даже беднота существует в духе довольства, чего нет даже в очень благополучных северных.
В этих местах на облака смотрят как на редкую диковинку. Днем сияющая синь, ночью — великолепный купол, весь усыпанный драгоценными звездами. Природа всегда улыбается, потому и люди выглядят довольными жизнью и счастливыми.
Я бросил взгляд налево, там город еще крупнее, справа торжественно выплывает в зелени садов настоящий городище… А вон еще и еще… Девять городов достаточно близко один к другому, между ними паутина ровных и сахарно-белых нитей дорог. Какой бы ни был хилый из меня экономист, но ясно, связи между городами теснейшие. Возможно, шкуры обрабатывают в одном городе, а сапоги из них шьют в другом.
Сделав пару кругов, я сказал с досадой, что пора определиться, раз уж прекогния молчит, что-то вообще рот не открывает. Наверное, стольный город все-таки вон тот. Пусть не самый крупный, но только в примитивных и традиционных королевствах столица всегда в наиболее крупном скоплении людей, а в новых — в удобном для управления…
