О'Санчес - Пенталогия «Хвак»
Но до этого он решил сделать небольшой крюк до кривого леса и там погостить в семье красных «каменных» оборотней, с которыми он однажды познакомился здесь же, в Плоских Пригорьях… Познакомился бурно, с секирою в руках… Идет он однажды по тропинке, напевает абы что, под ноги смотрит… Вдруг крики, хрипы… Да прегромкие!
— Чего там, Джога?
— Тургун пещерку разоряет, а в пещерке пара оборотней укрылась, он и она. Оборотни те не простые, как бы каменные, людишки испокон веков троллями их зовут…
— Как?..
— Троллями, а тургун молодой, неопытный. Но все равно скоро сожрет, пещерка мелковата, сейчас он рылом камень, другой сковырнет и…
— Тургун! У!.. Здорово, а я все тургуна вблизи увидеть не могу! Сколько хожу — все никак!
— Так, прикажи, повелитель? Я какого хочешь за хвост на руку намотаю и к тебе приведу. С любого края света!
— Угу, и тебя-то и рук своих не имеется. Нет, я лучше так подкрадусь. А ты не вздумай высовываться! Чтобы тебя не слышно и не видно! Но откуда здесь может быть тургун — они ведь северные, ты же сам говорил?
— Северные. Но сейчас разгар лета, а этот — недоросль, без опыта, заблудился, или, вполне возможно, что врожденный дурак, даже если вымерять его ум по скромным тургуньим меркам…
— А ты сам говорил, что тургуны умные! Видишь, попался на вранье, Джога!
— Повелитель, ты знаешь, как высоко я ценю твои… нехитрые шутки… я всецело преклоняюсь пред ними, но… Для ящера — тургун умен, а рядом с молочными зверями, даже в сравнении с горулем… с горулей… как это правильно сказать… мы каким сейчас говором предпочитаем изъясняться — западным или…
— Все, цыц!
Прежде всего, взору Хвака открылась обширная задница ящера, там и сям обсаженная свалявшимися грязно-розовыми перьями. Толстенный хвост, похожий на веретено, воткнутое в задницу, то задирался вверх, то опять шлепал по земле, выбивая из нее клубы вонючей пыли. Огромные задние лапы были широко расставлены — это чтобы тургуну удобнее было наклоняться и совать свою отвратительную пасть в отверстие пещеры… Хвак от великого любопытства и в пещеру издалека заглянул, даже пробормотал заклинание, — спасибо Джоге за него! — позволяющее разгонять темноту и видеть сквозь пыль… В пещере той рослый мужик стоит, кого-то собой заслоняет… И тот мужик булыжником в тургунью пасть запустил, а тургун зарычал, морду из пещеры выдернул, булыжником отплюнулся — здоровенный булыжник, весь в кровавой пене — и опять морду в пещеру сует, а мужик опять чем-то колотит…
— Повелитель… А, повелитель… Ну зачем тебе это надобно? Пойдем дальше, опять ведь к ужину опоздаем! В том смысле, что трактиров поблизости нет, а жарить нам пока еще нечего! Опять придется ключевую воду — тьфу! — сухим калачом закусывать!
— Нет! Вон они как, бедные… Она плачет!.. Жалко же их!..
— Кто плачет, троллиха? Ей уже недолго осталось рыдать. Поблизости отсюда есть солнечная горка, повелитель, на горке той греется не менее полусотни жирнющих ящерок, повелитель…
— И-и-и-эх! — Хвак сорвал секиру с пояса и с разбегу хватил ею по правой задней лапе! Может быть, прав был Джога, что тургун им попался молодой, не матерый, однако и у этого одна только задняя лапа была ростом с Хвака! Секира вонзилась в ящерную плоть и тургун закричал во всю мощь своей безразмерной глотки. Будь он сам поменьше, а голос его потоньше, можно было бы назвать этот оглушительный крик пронзительным верещанием, исполненным гнева и боли… Тургун опять выдернул голову из пещеры, стремительно развернулся — и тут его шатнуло в сторону! Если все соразмерять человеческими величинами, то секира Хвака, конечно же, была велика и увесиста, однако, для тургуна она бы ощущалась не более, чем мелкой досадной занозой, вошедшей в огромное тело едва ли на глубину бородавчатой шкуры… Если бы это была обычная секира! Демону Джоге сей удар виделся иначе, нежели бы простому смертному наблюдателю: всесокрушающее лезвие секиры Варамана, за счет незримой ауры, выплеснувшейся наружу, словно бы разрасталось при ударе вглубь и в стороны, нанося увечья, никак не сравнимые с обычными! А для Хвака сила удара просто разнилась по отдаче в руку: сильно тряхнуло — одно, если едва заметно — другое. Ну и, вдобавок, собственный гнев и ярость ему подсказывали — кого и как бить… Постепенно они приноровились друг к другу — секира и человек — и отлично ладили.
Тургун пошатнулся, однако устоял. Зубастая морда его несколько мгновений недоуменно смотрела на потоки крови из почти наполовину перерубленной ноги, затем распахнулась и устремилась вниз, на Хвака. Человек успел отпрыгнуть — земля тоже дрогнула от этого прыжка, но так… скромненько, еле слышно, совсем не так, как под тургуном… И клуб пыли от прыжка взметнулся относительно небольшой… Вот если бы Хвак весил раз этак… в дюжину-другую-третью побольше… Секира свистнула еще дважды — и Хваку пришлось улепетывать от водопада крови, хлынувшего из разрубленной шеи… Не успел.
— Ой-ёй-ёй! Джога, прямо в сапоги налилось! И за шиворот: рубашку всю изгваздал! Вот же дурак этот твой тургун! Чего бы ему в другую сторону не упасть?
— В сапоги, повелитель? Ты понюхай на всякий случай, быть может это вовсе не кровь, и покойный тургун тут ни при чем?
— Да кровь это! Погоди… что значит…
— Заклинание, повелитель! — заторопился с отвлекающими советами Джога, сообразив, что Хвак сейчас шутить не настроен, — скорее твори заклинание, пока кровь свежая, не то замаешься рубашку и портянки от дряни отколдовывать. Кровушка у больших ящеров едучая!
— И то верно. Уже чешется!
Хвак запыхтел, примериваясь проговорить заклинание так, чтобы его хватило и на рубашку, и на портки, и на сапоги с портянками…
— Вот — почему оно такое нудное и длинное, Джога? Неужто покороче нельзя придумать?
— Люди несовершенны, повелитель, черпать ману без заклинаний, непосредственно из природы — увы — неспособны…
— Зато мы в ваш мир не стремимся — все вы к нам норовите…
— Твоя правда, повелитель. Тут к тебе с камнем подкрадываются. Между прочим, ящерицы ночи ждать не будут, надрывайся потом, выковыривай каждую из под земли… Посмотрел тургуна? Посмотрел. Давай, приканчивай оставшихся — и нам пора!
— Угу, посмотрел, да я кроме хвоста и задницы, считай, что ничего и не… Ах ты!.. — Хвак вовремя отпрянул от камня, просвистевшего мимо уха. Неблагодарный тролль, едва оправившийся от предсмертного ужаса, попытался захватить своего спасителя врасплох: сначала запустил в него булыжником, а промахнувшись — бросился врукопашную. Был этот тролль-оборотень ростом с Хвака, коренастый, широченный — кабы ему убрать со всего тела красноватую шерсть, да руки вырастить подлиннее, да пузо потолще, да пасть пошире раскроить — вылитый был бы цуцырь! Хвак секиру доставать поленился, но в рыло ударил от души: человек от эдакого удара пал бы замертво с переломанной шеей, а то и вовсе без головы, но тролль-оборотень только кувыркнулся в полете и тяжело шмякнулся прямо в лужу из тургуньей крови.
