Константин Бояндин - Этап
Того как током ударило. Он поднял взгляд — да, разит перегаром, но на пьяного не похож. Всего доля секунды, и Николаев понял, что его узнали. Парень перепугался насмерть, и зрелище было жалким.
— Вставай, — Николаев помог ему подняться. Похоже, парень ждал, что ему сейчас крепко дадут в бубен, или ещё куда. — Не сиди здесь, не пей. Лучше не станет.
— В-в-вы… — Парень сглотнул. — Я тогда…
— Знаю, — Николаев усмехнулся. — Если выживешь, никогда в руки не возьмёшь мобильника, если в машине.
Парень энергично кивнул.
— Если ты жив ещё, возвращайся, — Николаев протянул руку. — Что случилось, то случилось, уже не вернуть. И не пей больше, не поможет.
Парень неуверенно принял руку.
— Прощаю, — Николаев крепко её пожал. — Прощай.
Он отвернулся и зашагал к своим. В спину толкнул порыв холодного ветра. Николаев оглянулся — парня не было.
И снова накатило, но не тепло — жар. Болезненный, как лихорадка. От него закружилась голова, но вскоре всё прошло. И — спокойствие. Другое — но спокойствие.
Мария и Дарья подошли к нему, взяли за руки.
— Молчи, — Мария поцеловала его в щёку. — Не объясняй, мы всё видели. Ты молодец. Идём, уже прохладно.
* * *— Мы с ней погуляем, — Мария появилась в спальне в одиннадцать вечера, и принялась переодеваться в джинсы и майку. — Здесь недалеко, и заведение приличное, не беспокойся.
— Буду, — честно признался Николаев, который сидел за столом и читал. Ему всё ещё вспоминались обе сегодняшние встречи.
Мария обняла его за плечи.
— Спасибо, — наклонилась и поцеловала. — Нам обеим нужно. Ей — особенно. Не засиживайся, хорошо?
* * *Утро началось с яблока, и сразу стало понятно, что день будет замечательным.
22.
Пикник на этот раз организовали "в глуши" — на берегу реки, в окружении леса. Музыку привезли явно классом выше, и Мария по секрету сообщила, что Степан всерьёз занялся клавишными. Оказывается, неплохой музыкант — в школе ему только обучиться, если что. А можно и не учиться — играет хорошо, с душой, не фальшивит. Дядя Миша тоже нигде не учился, а играет виртуозно.
— Глаша, — Петрович улыбнулся, когда Николаев рассказал о встрече с бабой Тоней. — Точно, тепло. Это у меня было в самый первый раз.
…Он подумал вначале, что крепко головой приложился — ну, отбросило его той машиной, но не задавило. Поднялся — всё при нём было, и сумка с покупками, и аккордеон, и трость, и губная гармошка. Да и мундир не пострадал, запылился только. Дядя Миша поднялся, недоумевая, отряхнулся, да и пошёл.
Город вроде был тот же. Однако тот, да не тот. Дома малость не те, люди другие. Ощущение другое от всего.
Паспорт Михаил Петрович всегда носит с собой, привычка. Открыл его, когда стал интересоваться, всё ли с собой. Мать честная! Фото его, а фамилия другая. Семёнов Михаил Петрович. Никогда он Семёновым не был. Вот тут Михаил Петрович и подумал, что с головой что-то стряслось. Думал, думал, а ноги сами вынесли к углу магазина, к "народным торговым рядам", где всё больше бабушки.
Сел, и заиграл. Так задумался, что сам не заметил. Сидел, играл, и только после третьей песни понял, что слушательницы молчат, и смотрят на него… в общем, с обожанием.
— Вот спасибо, — самая старая из них подошла и расцеловала. — Никогда такой игры не слышала. Звать-то как? Лицо вроде знакомое, а не помню тебя.
Михаил Петрович назвался — по инерции, Семёновым, чтобы, значит, с властями конфуза не было. Честно сказал, что сам не помнит, откуда здесь. Его проводили — по указанному адресу не было такого дома. Просто не было.
— Ладно, — потянула его за рукав та самая старушка, которая расцеловала, баба Лена. — Идём ко мне. Вижу, что мужик разумный, шалить не будешь. А завтра поищем что-нибудь.
Но "завтра" оказалось немного не таким, как все думали. Михаил Петрович вышел, рано поутру, к тому самому магазину, к тем самым рядам. Заиграл, тихонько, вспоминая и перебирая мелодии, прежде, чем понял, что творится что-то неправильное. Что кругом крики, беготня.
Творилось что-то несусветное. Бегали чудища, с волчьей или собачьей, чёрт их поймёт, головой, рвали на части всех, кого могли поймать. На его глазах разорвали милиционера — тот пытался отстреливаться, но пули чудищам были нипочём.
Михаил Петрович поднялся, осознавая, что это тоже бред, но, похоже, в этом бреду его самого сейчас сожрут. Встал, но так и продолжал играть "На сопках Маньчжурии" — раз было остановился, хотелось кинуться на помощь — хотя понимал, что не сдюжит, чудища были страх какими сильными. Остановился… и понял, что чудища, трое или четверо, обернулись и посмотрели на него. Как на еду посмотрели. И… пальцы сами продолжили играть, растягивать и сжимать меха. Чудища уже подбежали к нему, стояли рядом… и не видели человека, похоже.
Одна из давешних бабок сидела, забившись в угол, и крестилась, закрыв глаза. Михаил Петрович осознал, что да, чудища его отчего-то не замечают. Может, из-за музыки. Может, нет. Он подошёл поближе к тому углу, где сидела бабка и приказал:
— Отставить, баба Дуня! Ну-ка, подъём! Идём, идём!
Она не сразу открыла глаза. А потом, когда открыла, тоже обратила внимание, что их с Петровичем никто из чудищ не видит — и не трогает.
— Пока не видят, надо уходить, — пояснил Михаил Петрович. — Где у вас тут укрыться можно?
— В школе есть бомбоубежище, — указала баба Дуня, вцепившись в его локоть. По совести, это сильно мешало играть. — Ох, господи, да что же это!
— Не цепляйся, — посоветовал Петрович. — Идём.
По дороге глазастая баба Дуня увидела других своих товарок — они прятались, кто на подвальных лестницах, кто ещё где, но ясно было — и там найдут. Так и рос его небольшой отряд. Непонятно, на каком расстоянии действовала музыка, но шагов на десять точно. Бабки удивительно быстро взяли себя в руки — может, и в том тоже заслуга музыки, кто знает. А может, дело в том, что все они знали ещё, что такое война. Так или иначе, а они шли, и пара парней, которые включились в "отряд", уже делали вылазки — когда видели кого-нибудь, выбегали, хватали под руки и тащили к остальным.
Когда дошли до школы, с Михаилом Петровичем шло двадцать пять человек, из них семь тех самых вчерашних бабок.
Ключей от бомбоубежища поблизости не оказалось, а вот в школу вошли. Там никого не было — видно, кто мог, те удрали. Петрович и его отряд шли и шли, уже подыскивали комнату с дверями попрочнее, и вдруг из-за угла выбежало чудище.
Всё было бы ничего, если бы одна из девочек не завизжала. Чудище явно понимало, что рядом что-то есть. но отчего-то не видно! Оно пошло прямо к людям, и кто знает, что было бы, если бы наткнулось на них?
