Роджер Желязны - Колесо Фортуны
Я был разорен до последней степени разорения.
Это не очень-то здорово, когда человек разорен, это не может быть его естественным состоянием. Я являюсь посвященным членом Церкви Бога-Игрока, мы верим в то, что Адам был создан в виде обнаженного мужчины с двадцатью красными фишками в правой руке и комком земли в левой. Адам проиграл Эдем в кости Сатане. Господь ненавидит невезучих, и если ты хочешь, чтобы Он тебя любил, можно немного жульничать. К счастью, Всевышний вложил немного плутовства в душу каждого, поэтому всем так легко друг друга обманывать.
Я еще немного понаблюдал за псевдостервятниками, а потом отправился в город и зашел в «Марсианский Одиссей», самый забытый Богом салун на Новом Марсе. В «Одиссее» было чисто и тепло. Эд Париварто, ветеран-инвалид, кататонически пускал слюни за стойкой. Эд такой. Он оказался слишком близко от зоны боевых действий на Листере IV. Если ему задать прямой вопрос, он щелкнет челюстью и ответит. Я зашел за стойку и налил себе сам. Большинство завсегдатаев сканировали в кабинках новейшие фантазии. Я заприметил свою старую приятельницу Детку Высокая Задница, содрогавшуюся в виртуальном экстазе.
Не слишком приятное зрелище, эта Высокая Задница. Она проиграла ноги туристке с Земли, которой хотелось получить на память какие-нибудь личные (то есть биологические) сувениры из пограничных областей. Туристка ушла на двух прекрасных ножках. Высокая Задница купила себе лучшую пару искусственных ног, какие только были на Новом Марсе. Они оказались слишком высокими. Отсюда прозвище.
Когда ее фантазия иссякла, я подошел к кабинке.
— Я разорен и страдаю, я нуждаюсь в утешении Божьем, — сказал я. Высокая Задница — наша приходская мадре.
Она посмотрела на меня своими чересчур зелеными глазами и ответила:
— Через пару дней на планету прибудут туристы. Церковь сможет опять открыть лавочку.
— Аминь, сестра, — сказал я.
На Новом Марсе три типа гуманоидов. Первые — это туристы с Земли. Эти бараны богаты и стремятся «расширить кругозор». Они радуются возможности приобщиться к грубой пограничной жизни и смотрят на нас как на очередную фантазию. Некоторые искатели приключений с благодарностью спускают все, что привезли. Это составляет тему потрясающих рассказов на Земле.
Второй тип — это выходцы из беднейших классов Земли. Таковыми были предки наших предков. Те из них, что выжили, заняты усовершенствованием цивилизации. До войны у нас дела шли неплохо.
Третий тип — это фронтовики. На Земле предпочитают не видеть изуродованных ветеранов. Поэтому жертвы белатринского мозгового оружия бродят по нашим пыльным улицам, получая приличные пенсии. Некоторые, как Эд, даже «прошли переобучение» для социально полезных занятий вроде барменства.
Церковь в полном составе готовилась к прибытию туристов. Кто-то надел на Эда новый костюм и вытер ему слюни.
Туристы всегда заходят в «Одиссей». Он такой жалкий. Полный местного колорита.
В бар ввалилось стадо: сначала парочка, более бдительная, чем система безопасности Нового Марса, затем женщина с рысью на цепочке, затем двое мужчин в пробковых шлемах профессиональных антропологов и наконец толстый человек с покатыми плечами и печальным взглядом.
Я сидел рядом с Эмбоем Файерстедом, который играл роль пьяницы, слишком много и слишком громко выступающего.
Высокая Задница сидела в кабинке с фальшивым кабелем на голове. Она внимательно следила за прибывшими из-под полуприкрытых глаз, оценивая их возможности.
Женщина с рысью направилась прямиком к бару, и рысь заказала мартини.
— К нам нечасто заходят рыси, — сказал Эд. — С вас пять кредитов.
— С такими ценами они к вам больше и не зайдут, — заметила рысь.
Грустный толстяк уселся за столик рядом со мной и Эмбоем. Кожа у него была белая и влажная, глаза бледно-серые, линялые. Я взглянул на Высокую Задницу, и она кивнула мне. Не люблю я грустных толстяков — в них есть что-то необъяснимо отталкивающее — какой-то терпкий запах запретных миров, как говорят в дешевых мелодрамах. Но я не слышал, чтобы Высокая Задница когда-либо ошиблась в определении Большого Игрока. Она различает их за километр. Жаль только, что у нее абсолютно отсутствует талант к игре. Наверное, предки ее предков остановились на полпути в Дельфи.
Эмбой, стопроцентный болван, начал разглагольствовать:
— Я знаю, что это дело верное, но у меня нет ни гроша.
Я сделал ему знак заткнуться.
— Мы пробовали в прошлые выходные. Совсем маленькие картинки, да и все остальное — как и должно быть, — сказал Эмбой.
— Послушай, деньги будут наши. Заткнись об этом сейчас.
— Мне могло бы повезти, — сказал Эмбой. — У меня было шесть к одному.
— Заткнись. Ты слишком много выпил и можешь все испортить. Если тебе когда-нибудь и повезет, ты все равно деньги пропьешь. Я отвезу тебя домой.
Краешком глаза я наблюдал за толстяком. Он все наматывал на ус. Я заметил жадный огонек, вспыхнувший в его серых глазах. Когда вы видите такой огонек, считайте, что дело в шляпе. Остается только позволить упрямому лоху самому залезть в ваши силки.
Я встал и начал поднимать расслабившегося Эмбоя. Эмбой приподнялся наполовину и сделал три падающих шага в сторону столика толстяка. Я попытался выровнять его, и толстяк, будучи, как мы и рассчитывали, воспитанным лохом, подхватил Эмбоя слева. Вместе мы заковыляли к двери.
— Друзья мои, — растроганно сказал Эмбой.
— Спасибо за помощь, мистер, — сказал я. — Но, думаю, теперь я сам дотащу его до дому.
— Меня зовут, — представился лох, — Сэмюэль Миллар, и мне не хотелось бы бросать вас на произвол судьбы. Позвольте помочь вам.
Я ухитрился протянуть ему руку через обвисшее тело Эмбоя.
— Я Корки Каллин. Буду очень благодарен, если это вас не затруднит, мистер Миллар.
Мы вдвоем подхватили Эмбоя, содрогавшегося от жестоких рвотных спазмов. Жителя приграничья не убедило бы это притворное опьянение, но, поскольку на Земле алкоголь неизвестен, турист может купиться на подобный спектакль. Верь огоньку жадности, всегда поучала нас Высокая Задница.
Мы тащили его по улицам Гелиум Новум, а свет двух серебристых лун преломлялся на городском куполе в призрачную радугу. Можно было услышать завывание кровососущих псевдонасекомых, которые охотились там, снаружи, за своими ночными жертвами. Наконец мы добрались до захудалого жилого комплекса, где жил Эмбой. Начав карабкаться по ступеням, он решил придать окончательный блеск своему представлению и упасть прямо на Миллара. Эмбой быстро отпрянул от туриста и упал по-настоящему. Тут он вскочил на ноги — я догадался, что он пытается показать, будто происшествие отрезвило его. Коротко попрощавшись, он юркнул в дверь.
