Наталья Шнейдер - Двум смертям не бывать
Эдгар выругался — длинно и грязно, пожалуй, он сам не ожидал от себя подобных выражений. Поднялся, не отрывая взгляда от брата.
— Вставай.
Рамон не пошевельнулся.
— Вставай, и я набью тебе морду.
Тот посмотрел снизу вверх — пристально, очень внимательно. И улыбнулся. Совсем не так, как миг назад.
— Ну вот. Теперь ты похож на человека.
— Ты… — Ярость ушла так же стремительно, как накатила. Эдгар медленно сел. — Ты специально, что ли?
— Ага. — Рамон бросил брату флягу. — Был бы девицей, гладил бы по головке и утешал. Но ты ж не девица.
— Зараза… — По правде говоря, хотелось сказать много чего — но он и так уже наговорил такого, что пьяный матрос бы устыдился.
— Пей. Помогает, правда, не очень. Но хоть что-то.
Эдгар открыл флягу, принюхался. Скривившись, вернул брату.
— Напьюсь и усну. Мало вам раненых, придется еще и меня тащить.
— Одним больше — одним меньше, — хмыкнул Рамон. — Есть будешь?
— Нет.
— Будешь. Ты только что вылакал полфляги, не закусывая. Если не поешь — точно придется тело везти.
Эдгар вздохнул, взял протянутый братом хлеб и начал жевать.
Подошедший герольд говорил вроде негромко, но Бертовин, что дремал рядом с сыном, проснулся, а следом зашевелился и Хлодий.
— Буди людей, — сказал Рамон.
— Хорошо. — Бертовин помедлил. — Пошли кого-нибудь вторую телегу поискать, должно быть, найдется оставшаяся без хозяев. Хлодию.
Рамон покачал головой.
— Не подумал. В самом деле, на нашей покойники, его туда же не стоит.
— Просто тебе было бы все равно, — пожал плечами Бертовин. — А ему еще нет.
— Я не поеду в телеге. Я воин.
Хлодий попытался сесть — получилось, хотя лицо у мальчишки стало зеленым.
— Куда денешься, — хмыкнул Бертовин. — Пошел я искать.
— Не поеду, — повторил оруженосец.
— Сопли подотри, «воин». В седле не держится, а туда же!
— Уймитесь. Оба!
Рамон присел рядом с Хлодием. Мальчишка часто-часто моргал, прикусив губу, но глаз не опускал.
— Воин, — негромко сказал рыцарь. — Сядешь у меня за спиной. За пояс удержишься или привязать?
— Удержусь.
— Как знаешь. — Рамон встал, огляделся. — Чего застыли все? Собираемся.
Глава 11
Рамон сидел на шкуре у камина. Делать ничего не хотелось, думать тоже. Только сейчас он понял, насколько устал за последние месяцы: дорога, подготовка к походу — погреб и сейчас был набит едой, которую можно было просто сгрести в мешки и месяц кормить дюжину мужчин; найти и привести в порядок лошадей, чтобы слушались хозяев беспрекословно, причем не только поводьев, но и шенкелей; ввести в свет Эдгара, как бы тот ни сопротивлялся… И множество повседневных мелочей, которые неизбежно появляются у человека, имеющего право и смелость решать не только за себя.
В кои-то веки можно было никуда не спешить и ничего не делать. Разве что время от времени подкладывать поленья в огонь. Убитых отпели и похоронили, как подобает. Пробитые кольчуги отдали в починку — господин вооружает своих людей, а значит, доспех еще понадобится. Хлодий спал в отведенной комнатушке. Когда пришло время слезать с коня, мальчик просто рухнул на руки отцу и лишился чувств — даром, что за всю дорогу не пикнул. Вызванный лекарь подтвердил, что опасаться за его жизнь нечего. Конечно, все в руках Господа, и нужно следить, чтобы не началась лихорадка, — но пока поводов беспокоиться не было. Кость цела, это главное — а мясо нарастет. Эдгар понравился Сигирику, и это было хорошо. Самого священника Рамон недолюбливал — но надо признать, если уж тому кто глянулся, постоит горой невзирая ни на что. Так что, когда Эдгар вернется из Белона, будет кому его встретить. Герцог объявил недельный траур по погибшим и утонувшим — в то, что кто-то еще доплывет, уже никто не верил. А с оставшимся от армии много не навоюешь, значит, наступательного похода не будет. И это тоже было хорошо, хоть и не пристали настоящему рыцарю подобные мысли.
Вернувшись домой, он проспал едва ли не сутки. Говорят, город радовался, невзирая на траур, — но на улицу Рамон еще не выходил. Не было желания. Хотелось напиться, он даже приказал принести вина. Кувшин и кубки и сейчас стояли на столе, но, уже налив, рыцарь передумал. Навидался тех, кто пил сперва на радостях, потом от горя, в праздник и без, просто так и за компанию, на глазах превращаясь из справного воина в трясущуюся развалину, не знающую ничего, кроме хмельного. А кто и вовсе подох, захлебнувшись собственной блевотиной. Может, он и не успеет спиться за оставшееся время — но проверять не хотелось.
— Господин, — осторожно постучал дворецкий. — К тебе пришли.
— Скажи, что я пьян… или умер, — проворчал Рамон. — Никого видеть не хочу. Хотя постой… не брат и не герцог?
— Нет. Госпожа Лия.
— Принесла нелегкая… Пускай.
Почему-то прогнать девочку язык не поворачивался. Ладно, посмотрит на него и сама сбежит.
— Здравствуй. — Лия перевела взгляд с закрытых наглухо ставень на поднявшегося Рамона. — Что-то случилось?
— Нет. Просто настроение неважное, — признался тот.
— Если ты хочешь побыть один, я уйду.
— Брось. Если бы все было совсем плохо, просто велел бы никого не пускать. Не стой в проходе.
Девушка шагнула внутрь, притворила за собой дверь.
— Садись, — Рамон указал на кресло.
— А можно на пол, к камину? — Она неуверенно улыбнулась. Девочке явно было не по себе. Неужели он настолько страшен сегодня? Или что-то произошло — но что?
— Можно. Ставни открыть? Или свечи?
— Оставь как есть. Мне нравится.
— Что-то случилось?
— Нет… Наверное, нет. Ты пил? Налей мне, пожалуйста.
— Собирался, потом передумал. Но с тобой выпью. — Рамон протянул гостье вино, сел рядом. — Рассказывай.
— В том и дело, что нечего рассказывать, — вздохнула она, обхватив ладошками кубок. — Просто… все радуются, а я… не знаю… Я подумала, что кроме тебя не с кем поговорить — ты ведь тоже не любишь войну.
— Я рыцарь. — Рамон пригубил вина. — Я живу войной.
— Да… наверное. Но ты не поешь о былых битвах и не хвастаешься подвигами.
— Было бы чем хвастаться, — проворчал он. Да что же с девочкой такое? — У тебя убили кого-то вчера?
— Нет… — Девушка поставила уже пустой кубок, снова взяла его, покрутила в руках. — Прости… сама не знаю, зачем пришла. Пойду, наверное.
— Сиди. Не хочешь говорить — не надо. Я сегодня тоже не лучший собеседник.
— Что стряслось? — теперь встревожилась она.
— Ничего. — Рамон пожал плечами. — Устал, только и всего. Пройдет.
