Нэнси Фармер - Земля Серебряных Яблок
Глава 19
Логово накера
Когда Джек проснулся, Брут заверил его, что уже утро. Раб уже хлопотал над костром, разогревая на палочках овсяные лепешки. Пега, приподнявшись, прислонилась к стене — и вид у нее был далеко не цветущий.
— Начать день с теплых лепешек — что может быть лучше? — возвестил раб.
Джеку разрешили запить их несколькими глоточками сидра.
— Мне всю ночь келпи снились, — пожаловалась Пега. — Сколько раз ни просыпалась, все Иффи в темноте мерещился.
— Мать, бывало, говорила, что дурные сны предвещают что-то хорошее, — отозвался Брут.
— Ага, например, вместо того чтобы умереть голодной смертью, мы достанемся на обед дракону.
Пега встала явно не в духе, но Джек ее не винил. Он и сам был зол на весь мир. Стены словно смыкались вокруг него, в спертом воздухе мальчуган просто-таки физически ощущал тяжесть каменных сводов над головой.
— Чем больше съедим, тем меньше нести, — оптимистично заметил Брут. — Мать всегда говорила: во всем есть светлая сторона, если только взять на себя труд поискать.
Раздражающе мурлыкая себе под нос, Брут соорудил новые факелы и сложил припасы в мешки. И в завершение застегнул на себе зеленую перевязь с мечом Анредденом.
Когда все наконец собрались, Джек повел маленький отряд в правый туннель. Пусть там полным-полно «драконьего дерьма», зато есть надежда на воду. Чем дальше путники шли, тем чаще встречались агатовые вкрапления; а спустя несколько часов уже приходилось обходить кругом целые глыбы.
— Да вы только гляньте! — восторгался Брут. — Тут на десяток драконов хватит.
— Помолчи, пожалуйста, — взмолилась Пега. — У меня голова трещит.
Так что Брут прикусил язык — и принялся насвистывать. Немелодичный, с придыханием, мотивчик действовал Джеку на нервы.
— Да заткнись ты! — наконец не выдержал мальчуган. — Ты вообще понимаешь, что такое «скрытность»? Ты что, об осторожности напрочь позабыл? Если в пределах десяти миль рыщет дракон, так он на твои дурацкие неумолчные звуки как раз прибежит!
— Кто-то не выспался, — отозвался Брут, ничуть не обидевшись. — Давайте-ка сделаем привал и поуспокоимся малость.
Джек устало привалился к глыбе «драконьего дерьма» и предался мечтам о том, как сломает посох о голову раба. Брут пустил по кругу куль с прокисшей овсяной мешанкой. Пролежав в мешке столько времени, она свежее не стала. Пега уверяла, что на вкус мешанка — ни дать ни взять крысиные какашки, однако ж путники не могли позволить себе выбрасывать еду. Джеку отчаянно хотелось пить. Услужливое воображение рисовало ему водопады и бурные реки, да так живо, что шум воды слышался чуть ли не наяву. Но стоило ему сосредоточиться, и становилось ясно: это всего лишь легкий сквозняк. Да еще, конечно, Брут.
— Придумал! Я буду загадывать загадки! — воскликнул раб. — Игра в загадки — что может быть веселее?
С волной и ветром воюю я рьяно.
В пучине покоюсь, побратимы мне — камни.
Сидя — силен я. А сдвинусь — безволен.
Скажи мое имя!
Брут выжидательно глядел на спутников, точно пес, в надежде, что ему кинут палку.
— Мне без разницы! У меня голова болит, — пожаловалась Пега.
— Погоди-ка. Кажется, я догадался, — промолвил Джек. — Ветер и волны — значит, тут же и корабли есть. А то, что лежит на дне моря, это… якорь!
— Молодец, — похвалил Брут. — Вот тебе еще загадка:
Люб я людям; лечу издалече.
С полей принесен, на полянах собран.
Под кров укромный на крыльях доставлен.
Скажи мое имя!
— Да это проще простого. Мед! — тут же ответил Джек. О пчеловодстве он знал все — благодаря матери.
— Тогда вот тебе потруднее:
Молчу как мертвая — в мятежном чертоге.
Пока я в покое, подвижен дом мой.
Вечно внутри я: выйду — погибну.
Скажи мое имя!
Джек призадумался.
— Улитка, конечно, молчит, но и в раковине у нее тихо. Может, черепаха? Или цыпленок в яйце?
— Это рыба, — вдруг объявила Пега. — Рыба в чудесном, бурлящем, звенящем, полном воды ручейке — ох, клопы клятые! Мы все здесь умрем. Н-нам н-никогда больше не увидеть руч-чейка!..
Девочка расплакалась.
Мальчуган оторопел. Он никогда не видел Пегу плачущей: даже когда он ее ударил, девочка не пролила ни слезинки. А он, Джек, настолько упивался собственными невзгодами, что даже не заметил, как Пега впала в отчаяние. Что ж теперь делать-то?
Но Брут знал, что делать.
— Ну полно, полно, девонька, — промолвил он, обнимая ее и укачивая, словно ребенка. — В середине похода всегда тяжелее всего приходится, но герои, они всегда побеждают. А мы — герои! О нас еще сложат песни, как о короле Артуре и моем предке Ланселоте. А еще в тех песнях говорилось о благородных дамах, о Фее Моргане и о Нимуэ, Владычице Озера. Кстати, это та самая Владычица Озера и есть: ее род живет долго. А остальные давно уже на Островах блаженных, где вечное лето и где не знают печали и горя. Моя мать тоже там: она ведь была госпожой Дин-Гуарди и к тому же ведуньей.
— А я — христианка. Я надеюсь попасть на Небо. — Пега уткнулась заплаканным лицом ему в грудь.
— Так там тоже здорово, девонька. Смысл в том, чтобы жить отважно и храбро — и в итоге итогов обрести заслуженную награду. Надежда всегда есть, даже в смерти.
— Мне нравится, когда ты называешь меня «девонькой», — прошептала Пега, прижимаясь к заступнику теснее.
— Тогда я стану делать это почаще. А теперь попей сидра. У тебя ж давно в горле пересохло. Надо идти вперед, но если устанешь, ты скажи мне! — В этот миг Брут выглядел благородно как никогда: истинным королем, а не хнычущим ничтожеством!
Джек мысленно дал зарок обращать больше внимания на Пегу. Он знал: девочка способна идти до тех пор на чистом упрямстве, пока не рухнет замертво. А его долг — предупреждать Брута, что Пега устала.
Маленький отряд шел все вперед и вперед. «Драконьего дерьма» заметно прибавилось: здесь агат образовывал колонны от пола до потолка. Их приходилось обходить, точно деревья в лесу. Время от времени Джек пускал в ход раздвоенный прут. Вода была по-прежнему впереди, но уже ближе (во всяком случае, хотелось бы на это надеяться). Путники часто отдыхали, однако ж Пеге этих кратких привалов не хватало: она брела, с трудом передвигая ноги. Даже посвист Брута стих; теперь раб разве что тихо шипел сквозь зубы. Джек молчал как рыба — и думал о мехах с сидром. Если всем суждено умереть, не лучше ли напоследок напиться досыта, и сесть, и ждать неизбежного?
