Александра Руда - Ола и Отто 1
— Да.
Улыбка парня увяла.
— Вы серьезно? Ну зачем же так!
— Есть причины.
— Ну и какие же?
— Я живу не правильно. Меня никто не любит и я никому не нужна!
— Давайте, я вас полюблю? Вот прям сейчас, у меня и домик тут неподалеку.
Я мрачно посмотрела на торговца. Тут вопрос жизни и смерти, а он! Про собственное удовольствие думает!
— Я простыни чистые постелю… Вы не думайте, что я бедный, веревками тут торгую. У меня есть простыни иностранные, шелковые! Контрабандные!
Искушение поваляться на шелковых контрабандных простынях было велико. Говорят, что ощущения незабываемые! Я поймала себя на том, что внимательным взглядом изучаю фигуру парня и с трудом вернула себя к поставленной цели.
— Нет, спасибо. Я пойду.
— Жаль, конечно. Ну, раз так. Вам еще табуретка понадобится, — сказал торговец, вскакивая. — У меня есть, вот. Уступлю за двадцать серебрушек.
— Она старая и некрасивая, — оценила я.
— А зачем новая? Для вашей цели и такая пойдет. Главное — легкая. Вы же не прям тут это делать будете. И кусочек мыла. Всего один медячок. Узел лучше будет скользить.
Я махнула рукой и забрала и табуретку, и мыло.
В обнимку с табуреткой я бродила по берегу речушки в Гае Влюбленных. Мысль о том, что умирать надо красиво, не давала мне покоя. Я хотела висеть на берегу речки, просматриваясь со всех сторон. И чтоб ивы печально шелестели листьями… Стоп, какими листьями. Зима же. Может, отложить это дело до весны? А, грязь будет. Лучше сейчас. Наконец, мне надоело таскать за собой табуретку, которая с каждым шагом становилась все тяжелее. Да и ноги в туфельках замерзли. Я передохнула немного и полезла привязывать веревку к ветке.
Старая табуретка под ногами угрожающе скрипела.
«Как бы не упасть да шею не свернуть» — подумалось.
Я выбрала ветку потолще, чтобы избежать всяких случайностей, но привязать веревку оказалось делом трудным — в рукавичках неудобно, а без них пальцы мерзли и отказывались гнуться. Наконец, дело сделано. О, нет! Тщательно завязанный скользящий узел оказался на уровне пупка. Да что же это такое!
Я села на табуретку и немного поплакала. Какая же я несчастная! Даже веревку для повешения не могу нормально привязать. Слезы оставили на щеках две жгучие дорожки. Полезла опять, веревку развязывать. И завязывать. Упрела вся, расстегнула шубку. Так, теперь надо сказать Последнее слово.
— Мир! Ты был жесток ко мне! — эх, жаль, никто не слышит! — Ты подкладывал мне на жизненном пути всякие гадости. Я несчастная, никому не нужная неудачница! Вот сейчас умру и все поймут, как я им была дорога!
Слова исчерпались. Ноги в туфлях окончательно окоченели. Я взмахнула рукой, оттолкнула табуретку. Горло моментально больно сдавила веревка. Я еще успела услышать, как с сухим треском сломалась моя шея…
Что я вам скажу? Путешествие в мир Иной довольно болезненно. Спина ужасно ныла. Шея ныла. В голове звенело. Вокруг была тишина. Я помедлила открывать глаза, боясь, что увижу перед собой Ёшку, который с довольным видом сообщит, что за свои деяния при жизни я заслужила только преисподнюю. Наконец, решившись, я открыла глаза и увидела две физиономии — гладко выбритую и лохмато-бородатую.
— И что теперь? — спросила лохмато-бородатая физиономия.
— Добьем, — предложила гладко выбритая.
Нет, я явно не на Небесах! Если на счет Отто я не уверена, то Ирга точно туда попасть не может.
— Где болит? — спросил Отто.
— Я что?.. — прохрипела я. Горло больно саднило и говорить было тяжело.
— Пыталась покончить жизнь самоубийством, — спокойно сказал Ирга. — Не получилось.
Я открыла рот.
— Ветка сломалась, — сказал Отто. — Придумала тоже, на обледеневшей ветке вешаться.
— И вообще, придумала — вешаться! — я поняла, что спокойствие было обманчивым. На самом деле, его голубые глаза метали молнии, кулаки были судорожно сжаты. — Что тебе на этот раз стукнуло в голову?
Я попробовала пожать плечами, говорить не хотелось.
— Давай ее поднимать, а то она тут совсем замерзнет, — сказал полугном. — Потом будешь ругаться.
Я застонала. Спина болела ужасно.
— Конечно, болит. Еще бы, на землю рухнуть копчиком. Хорошо, что шуба удар смягчила, — ворчал Отто, помогая мне встать.
— Вы все видели? — прошептала я.
— Видели, — кивнул друг. — Ряк примчался к Ирге и сказал, что ты просила его убить. Пока туда-сюда, пока тебя нашли. А потом Ирга предложил посмотреть, что будет.
— Вам было все равно, — обреченно сказала я.
— Нам было не все равно! — четко произнес некромант, хватая плечо. Я зашаталась.
— Нам было не все равно, — Отто осторожно отодрал Иргу от меня. — Просто каждый человек имеет право распоряжаться своей жизнью по усмотрению. Просто т о, что ты делала, глупо. Пришла пора нам вмешаться.
— И вбить в твою бестолковую голову, что думать нужно не только о себе! — прорычал Ирга.
— У меня ноги замерзли, — пожаловалась я.
Некромант вздохнул, резким движением поднял меня на руки (одна туфля свалилась) и бегом направился к общежитию. Тяжело дыша, кинул меня на кровать. Я ойкнула. Мог бы и поосторожнее!
— Смотрю, туфли прикупила, — Отто вошел чуть позже, с интересом рассматривая мою туфлю. — Хорошие туфли, мой брат делает.
— Что???? — от возмущения у меня даже прорезался голос. — Это же эльфийская марка!
— Эльфийская марка «Версачель». А это «Версачиль», видишь, тут завитушка такая.
— Незаметная.
— Мой брат не дурак, — гордо сказал Отто. — Затрат почти никаких, зато прибыль так и идет. Но качество тоже неплохое, не думай. В моей семье все делают хорошо!
— Брат! — возмущалась я, вспоминая, во сколько влетели мне эти туфли.
— Двоюродный племянник моего отца! — сообщил полугном. — Хочешь, договорюсь, он тебе таких туфель пару штук подарит? А еще пару за полцены продаст.
— «Версачиль»! — я откинулась на подушки.
— И платье новое, — оценил Отто. — Серьезно ты помирать собралась.
— Я сейчас скажу! — наконец отдышался Ирга. — Я сейчас все скажу некоторым идиоткам, которые помирать собрались. По глупости! Никто ее видите ли не любит! Это она никого не любит! Ты, ты, ты…
Полугном усадил некроманта на стул.
— В общем, мы считаем, что заканчивать с жизнью в таком юном возрасте верх глупости. И никто, золотце, по тебе плакать не будет. Наоборот, будут стоять у гроба и шептаться: тю, дура, ей бы жить еще и жить, а она. Дура и есть. Ты нужна нам, просто заметь это. Очень нужна.
Отто ласково погладил меня по голове.
— Просто мы не можем постоянно жить твоей жизнью, у нас есть еще и своя. А ты ею поинтересуйся как-нибудь, хорошо?
