Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин
— У меня нет больше наличных денег, — сказал он, сдержавшись. — Я тебе потом… вышлю.
— А получать я буду в банке по свидетельству о рождении, так?
— Ну не плати за квартиру! — взорвался Аспирин. — Пусть отключают телефон — зачем тебе?
* * *Был вечер, восемь с копейками. Гудела водопроводная труба у соседей. Вокруг дома бегала, надвинув на лицо мокрый капюшон, Ирина — она то уходила, чтобы отдохнуть, то опять возвращалась и трусила вокруг дома, Аспирин поражался ее выносливости — он сам упал бы без сил уже после пятого круга.
На дне маленького чемодана лежали непочатые, скрепленные этикеткой носки. Аспирин бродил по квартире, перекладывая вещи с места на место, не находил нужного, а найдя, тут же снова терял. Алена играла гаммы: пятый час подряд, то жестко, то мягко, то вкрадчиво, то свирепо. Страшная сила, жившая в этой хлипкой на вид девчонке, пугала Аспирина — и все больше завораживала.
Зазвонил телефон. Аспирин вздрогнул.
— Алена! Возьми! Скажи, что меня нет, я в командировке!
Гамма оборвалась.
— Алло. Добрый вечер. Нет, его нет, он в командировке. Не знаю. Не знаю. Что ему передать? Хорошо. До свидания.
— Кто это был? — спросил Аспирин, переводя дыхание.
— Евгения, — Алена снова взялась за скрипку.
Закурлыкала мобилка. Аспирин отыскал ее в кармане плаща и, скользнув взглядом по Женечкиному номеру, нажал отказ.
— Если ты не хочешь ни с кем говорить, выключи, пожалуйста, телефон, — сказала Алена. — Мне мешает.
Аспирин взял трубку, чтобы выполнить Аленину просьбу — трубка разразилась звонком у него в руках. Он почувствовал себя незадачливым сапером.
— Возьми… пожалуйста!
Алена возвела глаза к потолку, но спорить не стала.
— Алло. Добрый вечер. К сожалению, его нет дома. Он в командировке. Не знаю. Что ему передать? Хорошо. До свидания.
— А это кто? — взяв трубку у Алены из рук, Аспирин отключил звонок.
— Редактор журнала «Люли-леди».
Аспирин и думать забыл о заказной статейке, за которую уже получил аванс. Бездумно вытащив из шкафа костюм на плечиках, он бросил его поверх раскрытого чемодана и сел рядом на угол кровати.
Аленины упражнения возобновились. Аспирин подумал, что бесконечные этюды и гаммы, прежде раздражавшие его, теперь почти успокаивают. Пока она играет — у него лучше работают мозги. Может, привычка?
Надо было укладывать чемодан и думать о завтрашнем дне, но Аспирин, чья голова с каждой секундой все более прояснялась, сидел, опустив плечи, и вспоминал Ольку, одноклассницу, с которой они целовались в школьной подсобке. Олька сейчас в Америке, и у нее все хорошо.
И у Аспирина все хорошо. За исключением того, что он мерзавец и трус, жизнь его пошла вразнос, и неизвестно, чем кризис закончится. Нет, родители его не оставят — натыкают носом в лужу, как нашкодившего щенка, да и пристроят где-нибудь, благо с английским у Аспирина всегда было о-кей…
Он взял со стола бритвенный прибор в кожаном футляре — подарок отца на день рождения — и положил в чемодан поверх костюма. И в этот момент решил вдруг не ехать в Лондон. Вот просто не ехать, и все.
Разве он виноват в чем-то? Разве он задолжал кому-то денег? Разве он с кем-то ссорился? И кто такой Вискас, чтобы запугивать ди-джея Аспирина, человека вполне известного и любимого тысячами людей?
Он никуда не поедет!
Свалилась с плеч тяжелая гора. Аспирин представил, как изменятся глаза Алены, когда он сообщит ей о своем решении. И он встал, чтобы пойти и обрадовать ее, но в это время грянул дверной звонок, и Аспирин покрылся мурашками с головы до пят.
Может, это Ирина? Или консьержка тетя Света? Или почтальон?
Почему не улетел сегодня, ведь мог же, мог! Была в мышеловке щелка — не выскользнул, замешкался, протормозил!
Алена играла. В дверь позвонили снова — длинно и требовательно.
Аспирин поднялся. Вышел в прихожую. Посмотрел в дверной глазок.
Прямо перед ним, почти закрывая прихожую, зависло чье-то развернутое удостоверение.
— Держи медведя! — сдавленно прошептал Аспирин. — Держи… Скажи ему — фу! Нельзя!
Скрипка в гостиной умолкла.
* * *Вошло человек десять — в бронежилетах и черных масках, как будто Аспирин был не ди-джеем, а по крайней мере беглым олигархом. Никаких понятых не нашлось и в помине — видимо, со времен фильма «Следствие ведут знатоки», любимого Аспирином в раннем детстве, процедура задержания бандитов несколько изменилась.
— Гримальский? Вы задержаны.
— На каком основании?
— Вам объяснят.
На запястьях защелкнулись наручники.
В квартире запахло чужим потом и куревом. Люди с автоматами рассыпались, заполоняя все, будто собираясь занять здесь круговую оборону. Обладатель корочек, единственный в этой компании, кто не прятал лицо под маской, остановился над раскрытым чемоданом:
— Далеко собрались, Алексей Игоревич?
Захлопнулась дверь. Аспирин не мог понять, сколько минут прошло с начала «операции»: три? Тридцать?
— Алена! — позвал он хрипло. — Держи…
Мишутка сидел на диване, глядел на пришедших пластмассовыми гляделками и не делал попыток к сопротивлению. Ни малейших. Смирная пушистая игрушка.
Рядом с Мишуткой сидела, склонив перевязанную голову, Алена. Не обращала ни малейшего внимания на творившийся вокруг кошмар. Аспирин не сразу понял, чем она занята: Алена меняла на скрипке струны.
Она решила волшебной песней увести черных мордоворотов в страну добра и любви? Прямо сейчас?
— Алена, позвони Ирине… Потом… Пусть она… — голос у него срывался.
Алена и виду не подала, что слышит его. Ей никак не удавалось протолкнуть струну в дырочку на колке.
— Идемте, Гримальский. Надевайте куртку.
— Подождите! Здесь больной ребенок, я должен…
Его ткнули в живот костяшками пальцев — несильно. Аспирин обмер от боли и согнулся пополам; его потащили в двери, он видел плитки пола собственной прихожей — домашние, знакомые плитки, часть нормальной жизни, которая была так бездарно просажена, и, возможно, потеряна навсегда.
— Вы не имеете права! — просипел он на остатках дыхания.
Алена настраивала скрипку. Аспирину был знаком этот звук — он много раз слышал его еще в детстве. Когда родители водили его на «Лебединое», и перед началом балета в оркестровой яме…
Он ухватился скованными руками за дверной косяк:
— Подождите!
Его ударили по пальцам, и в эту секунду зазвучала мелодия.
Это была совсем другая музыка, не та, что Аспирин слышал в переходе. Не громко, не сильно, подчеркнуто сдержанно, зловеще; Аспирин сполз на пол, но никто больше не стал его бить.