Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин
Алена выпила.
— Как она там? — спросила, сворачивая струну в кольцо.
— Ирина? Бегает.
— Это плохо.
— Это хорошо, — неуверенно возразил Аспирин. — Здоровье, форма…
— В десять часов вечера? В темноте, под дождем?
— А ты откуда знаешь, что в темноте и под дождем? — у Аспирина больше не было сил удивляться.
— Я видела вчера, — Алена повернула колок, освобождая последнюю, четвертую, струну. — И позавчера. Она бегает по вечерам вокруг дома.
— Может, у нее нет другого времени…
— Нет. Просто ей особенно хреново по вечерам, — отрезала Алена.
* * *В понедельник ему дали визу.
Он сунул паспорт в нагрудный карман и вышел на улицу, где падал с неба уже не дождь, а первый беленький и слякотный снег. Дело было за малым — успеть на рейс. Или, в крайнем случае, взять билет на завтра.
По дороге домой он напряженно раздумывал: просить Ирину присматривать за Аленой? Или не просить? Разумеется, соседка потребует объяснений: как он, отец, может бросать одиннадцатилетнюю дочь одну?!
Нет, пожалуй, лучше не связываться. Если что — Алена сама позвонит ей и попросит о помощи. Ирина не откажет.
От этой мысли ему стало легче: в каком-то смысле Ирина для Алены даже надежнее, чем он, Аспирин. Его вечно не бывает дома, он ничего не понимает в девичьей одежде, привычках, у него элементарных лекарств в доме нет. Он оставит ей денег, она девочка хозяйственная…
А если потеряет ключи?
Раньше ведь никогда не теряла…
А если прорвет кран?
Ну, прорвет так прорвет. Алена вызовет слесаря. А он, Аспирин, будет позванивать иногда — спрашивать, как дела. В конце концов, есть Ирина, она живет одиноко, почему бы ей не позаботиться о такой же одинокой девочке?
Рана на голове… Алена говорит — «Ерунда», она упрямая, как осел, и гордая, как гранитный памятник. Но разве Аспирин — фельдшер? Он и себя-то в такой ситуации не знал бы, как лечить. Чем он может помочь ей? Вот если бы Ирина…
Здороваясь с консьержем Васей, Аспирин уже точно знал, что полетит не сегодня, а завтра. С утра отбарабанит эфир. А от «Куклабака» отмажется. Пусть Вискас кусает локти.
Хотя — зачем кусать локти, если можно прийти в опустевший дом и взять Алену с Мишуткой? Смешно сказать даже, спецоперация: захват девочки и плюшевого медведя…
Десяток искромсаных трупов — и все. Игрушечный зверек будет нейтрализован.
А кто станет искать Алену, если она вдруг пропадет? Никто. Скажут — уехала к матери в Первомайск.
Что за бред. Зачем им ребенок? Что они будут делать с ребенком? Кто и ради чего возьмет на совесть такой грех? Когда Мишутка превратится в раскуроченный комок ваты…
Он тряхнул головой. Яркое воображение — для современного человека неудобство и бич.
Дом был пустой — по понедельникам Алена ходила на занятия, и такая мелочь, как рассеченная кожа на макушке, не могла ее, конечно, остановить. Не снимая плаща и ботинок, Аспирин уселся перед пианино. Открыл крышку.
Он проучился в музыкалке четыре года — три класса плюс нулевка. Дальше дело застопорилось — как родители ни уговаривали, Лешенька костьми ложился за право быть свободным. Иногда, когда приходила охота, садился к инструменту и подбирал мелодии, а через год его взяли в школьный ансамбль, почему-то барабанщиком. И понеслось…
Он взял один за другим пару аккордов, безжизненных и тусклых. Если бы у него была такая сила воли, как у Алены — смог бы он сделаться музыкантом?
Не исключено, что и смог бы. Только зачем?
Он попытался восстановить пьеску, с детства засевшую у него в памяти: «В садике». Он не помнил ни автора, ни нот. Мышечная память извлекла из инструмента несколько веселеньких тактов, Аспирин устыдился того, как пошло они звучат, и убрал руки с клавиатуры.
А может он, Леша Гримальский, и есть Аленин потеряный брат? Забывший себя, забивший на «творчество», такой вот балованый, внезапный братишка?
Он не удержался и захихикал.
Повернулся в скважине ключ. Вошла Алена — в руках футляр со скрипкой и нотная папка, за спиной ранец с медведем, из-под шапочки выглядывает край бинта, лицо бледное, глаза упрямые. Увидела Аспирина перед фортепиано. Удивилась.
— Ты чего?
— Привет, — сказал Аспирин.
— Привет… Дали тебе визу?
— Ага.
— Поздравляю, — сказала Алена после коротенькой паузы и принялась раздеваться в прихожей.
— Алена… — он хихикнул.
— Что? — она остановилась в дверях.
— А я могу быть твоим братом?
— Мог бы. Как любой другой, — она ответила сразу же, без паузы, без малейшего удивления. — Я об этом думала.
— Так может, это я и есть? И мы с тобой, взявшись за руки, теперь пойдем в прекрасное далеко?
— Вряд ли, — Алена повесила папку на ручку двери. — Когда ты летишь?
— Завтра. Погоди: ты сказала «мог бы»? А теперь не могу?
— А теперь я сопоставила кое-что, — Алена говорила подчеркнуто сухо, по-взрослому, — и поняла, что нет. Это не ты.
— Что, я не похож на падшего ангела?
— Совершенно не похож, — Алена надела тапочки. — И я тебе сто раз говорила, что мой брат — не падший ангел.
— Жалко, — сказал Аспирин.
Алена вошла в комнату и выжидательно уселась на диване. Аспирин со вздохом поднялся и поплелся на кухню.
День, и без того коротенький, терялся в сером мареве. Снега не предвиделось — дождь тянулся и тянулся с неба серыми паутинными лентами. На углу загорелся фонарь, и капли на секунду вспыхивали, пролетая сквозь опрокинутый нимб его рассеянного света.
Аспирин посмотрел вниз.
Мимо фонаря пробежала, рассекая лужи кроссовками, женщина в спортивной куртке с низко надвинутым капюшоном. Мерно ступая, не торопясь и не сбавляя темпа, она прошлепала по асфальтовой дорожке и завернула за угол дома, только Аспирин ее и видел.
Он вспомнил слова Алены: «По вечерам ей особенно хреново». Но сейчас был еще день, часа четыре, не больше. Из комнаты доносилась уверенная, жесткая, какая-то механическая гамма.
* * *— Этого хватит месяца на три, — сказала Алена, тщательно пересчитав деньги.
— Если постараться, — сказал Аспирин, неприятно пораженный, — то и за день потратить можно. Так ведь?
— А счета оплачивать? — Алена сложила купюры стопкой. — За квартиру каждый месяц, за телефон, за свет… Я могу, конечно, свечек купить, но холодильник — он же все равно энергию потребляет?
— Какая ты практичная, — пробормотал Аспирин. — Вот как это у тебя получается? Если ты пришла из другого мира — ты должна витать в облаках!
Алена усмехнулась. Аспирин отлично знал эту ее усмешку — желчную, взрослую, неприятную.
