Эдуард Катлас - Право на поражение
Уже через минуту всем пришлось отходить назад, настолько сильно начал разгораться огонь.
— Куда вы теперь? — спросил Виктор местного старосту, одновременно притрагиваясь к мертвому телу — последнему, оставленному специально для него.
— Подальше отсюда. Раз до ваших краев нам не добраться, значит просто подальше, пойдем на запад, насколько сможем, пока уж совсем в болота не упремся. Будем есть лягушек, если придется, все лучше, чем оставаться. Думаете, вы первые обоз перехватываете? В том то и дело, что нет. Но если мертвецов подрезать еще позволяют — то ли глаза закрывают, то ли руки у них до всего не доходят, то обоз еще ни разу не прощали. Всех в округе через ворота пропустят, еще живыми, чтобы все перед смертью почувствовали. А некроманта вообще еще никто не успокаивал до вас, так что тоже…
— Через ворота? — переспросил Виктор.
— Вы действительно издалека, — кивнул староста. — Нет, я больше не спрашиваю, нельзя если вам этого говорить, то и не надо, тем более что вы нас спасли сегодня. Ворота есть в столице. Главные ворота Некроманта. На арку больше смахивает, чем на ворота. Те, кто под ними проходит, превращаются в нежить. Медленно. С болью. Говорят, кричат до одури. Так сильно иногда кричат, что у живых из ушей кровь идет. И такая говорят боль, что они, даже уже мертвыми кричать продолжают, не могут остановиться. Гвардия нынешнего короля, — староста презрительно сплюнул. — Так их и делают. Им сразу после превращения прямо к плоти доспехи прибивают, на голову, на плечи, на позвоночник. Ни пробить, ни убить. Хуже, может, только избранные — некро-рыцари, но тех хоть мало.
— А эти кто? Их, наверное, еще после умерщвления расплавленным оловом заливают? — встрял в разговор Брентон.
— Нет, хуже. Это вообще добровольцы. Те, кто победил на арене. Лучшие воины со всей страны. Обладают правом жить, обладают правом просить умерщвления. И умерщвление им даруется лично Им. Говорят, они после смерти, в отличие от остальных, становятся еще быстрее, еще сильнее, ну конечно — ни убить, ни пробить, ни заставить отступить.
— Арена? — задумчиво спросил Брентон.
— Ага. Состязания идут все время. Больше у столицы, конечно, но даже на окраинах арены построили, и они не пустуют. Как ни странно, дураки находятся, и немало. Иногда и рабов на них гонят, они вроде как и не добровольцы, но куда им деваться. Я ж ни разу не видел, но в городе говорили, что Он каждый сезон с десяток новых рыцарей «посвящает». А они же бессмертные совсем, вот и считайте. Еще дюжина лет, и совсем туго будет. Пока то, я ж говорю, кто их видел, этих рыцарей. Даже гвардия только в столице стоит, короля охраняет. Но с каждым годом их все больше, а нам все хуже. Уходить надо, на болота уходить, раз больше некуда.
— Все, этого в костер. — Виктор поднялся от мертвого тела. Крестьяне копались вилами в золе, пытаясь убедиться, что после погребения не осталось несгоревших трупов. Остальные уже вовсю собирали пожитки. Эта деревня казалось странно слаженной, шустрой и боевитой. Или, возможно, она просто стала такой под правлением некроманта. Похожие поселения Виктор видел на западной границе, у берегов Хагона. Те крестьяне тоже были такими — хмурыми, сосредоточенными и быстрыми на сборы. Орки научили их быть такими на несколько поколений вперед.
Староста махнул рукой, подзывая своих родичей, и несколько крестьяне утащили последний труп на уже подготовленное ложе из дров.
— Ну а вы куда дальше? — спросил старик.
— Пока не знаем, — качнул головой Виктор. — В столицу бы нам, конечно, посмотреть самим, что да как. Только вот непонятно пока как. Там живые хоть остались, в столице, или только скелеты да мертвецы?
— Остались, конечно. И много еще осталось. Слышал — некоторым там даже по нраву новая власть пришлась. На арену зрителей приходит — не протолкнуться. Только вот все больше людей метки себе ставят. Им за это даже платят, вишь. Вот и получается, что скоро никто спокойно к Лодочнику уходить не будет — сначала к некроманту в услужение.
— Ну, давайте. Мы уходим. Вы тоже не задерживайтесь. Костер был большой, мало ли кто на огонек спешит. Удачи вам, и побольше хороших рецептов блюд из лягушек.
— Ну и вам удачи. Чую я, непростые вы наемники, таких только самые богачи нанять могут. Думаю, непростое дело вам дали. А по тому, как вы мертвечину не любите, желаю, чтобы оно удалось вам все выполнить.
* * *Магу снился сон. То самое бескрайнее поле, только теперь на нем не было демона и его врага. Без их громадных туш поле казалось пустым и еще более бесконечным. Без звона мечей тишина начинала звенеть.
В этом сне, внутри него, маг грезил. Дуб, ветвь которого он сломал когда-то в детстве, пытаясь добиться благосклонности учителя, то появлялся, то исчезал на горизонте. Так далеко — что маг не мог его видеть. А если и мог, то никогда не смог бы определить — греза это или реальность, удаленная настолько, что может быть приравнена грезе.
Круг некромантов появлялся у него за спиной. Они стояли молча, уставившись в самый центр своего миража. Какое-то заклинание, из тех, что можно сделать только вместе, плелось там в абсолютной тишине.
Но это было за спиной, и маг не мог сказать, стоят ли его враги-друзья-помощники, утаптывая пшеницу, или ему это только кажется. Как отделить грезу от реальности, если ты не можешь повернуться? Можно сделать любимых тебе людей бессмертными — для этого надо только уйти от них, оставить их навечно. И, пока ты не увидишь их могилу, они будут жить вечно — ведь ты не видел их мертвыми.
Некроманты пели немую песню, пытаясь ему помочь. Как могли его враги стать друзьями? Чей коварный замысел они исполняли, втираясь к нему в доверие? Что хотели ему объяснить те, кого не было за спиной? Какое желание мага исполнить?
Каждый осколок первозданного хаоса дрожал, меняя картины грез, зовущих мага. Его зрение туманилось, и порой ему казалось, как через осколки, лишь слегка приминая колосья, мчится тень рыси. Но не было самой рыси — поэтому это тоже был только бред. Как тень могла мчаться без того, что загораживает путь свету? И, если уж на то пошло, откуда могла взяться тень, если на всем бесконечном синем небе этого мира, до самого горизонта, уходящего даже за пределы этой бесконечности, не было солнца?
Как тишина могла звенеть настолько сильно, что болели уши? И как в эту тишину мог вплетаться рев медведя? Откуда в мире колосьев взяться медведю? И его рыку в полной тишине? Откуда взялась эта греза?.
И почему фокус глаз мага все время плыл, как будто он находился в чужом теле, к которому никак не мог приспособиться?
И не главная ли эта греза — отсутствие демона? Как он мог отсутствовать, если этот мир всего лишь его часть? И может быть, демон здесь, никуда не делся, но маг просто не видит его — потому что сложно разглядеть самого себя?
