Елизавета Дворецкая - Золотой сокол
— Ведьма злая или колдун, когда зверем обернутся, всегда бывают белыми либо серыми! — толковал старик Прокуда с Дельницкой улицы. При этом он был возбужден, как любопытный мальчишка, и его волнение отдавало ликованием — только дети умеют так радоваться всему необычному, еще не отличая хорошее от плохого. — Так и ясно — соседи наши болотные опять постарались! Ну, теперь жизнь пойдет! Налетай, завязывай! — выкрикивал он свое любимое присловье, почти приплясывая на месте.
— Провалиться бы им поглубже!
— Провалились уже! — бормотал Слетыш, с рассветом одним из первых явившийся поглядеть вчерашнее место. — Ниже уж некуда!
Само поле тоже вызывало следы: по всему ближнему краю молодые колосья были втоптаны в землю и никогда уже не поднимутся. Подальше тоже виднелись протоптанные дорожки — по одной на каждого, кто бежал отсюда ночью, не чуя земли под ногами. Вчерашние сторожа стояли как в воду опущенные, и каждый чувствовал себя злодеем хуже самих волхид. Поставили стеречь, а они сами своими ногами глупыми еще хуже напортили!
Однако Елага опять, как и вчера, с приговором обошла все поля, брызгая их освященной водой.
— Завтра, с помощью Макоши, срежем залом! — говорила она. — Ничего, справимся как-нибудь!
Но в тот же день случилось и кое-что приятное. Пестряйка нашел прямо на опушке целых два белых гриба. После вчерашнего многим и посмотреть в сторону леса было жутко, но при этой вести все живо похватали корзинки: появления грибов тут ждали, как великого счастья. Девушки, дети, женщины, старики и старухи, даже из мужчин кое-кто потянулись к лесу — все кучками, семьями, соседскими стайками. Даже полочане, чтобы развеяться и запастись едой, отправились в лес со всеми.
— Бояться волков — быть без грибов! — приговаривала Дивина, вытаскивая из подполья запыленное лукошко и повязывая голову белым платочком от лесных клещей — «лосиной блохи», — которых стоит опасаться в конце весны и начале лета. — Пойдешь с нами? — обратилась она к Зимобору.
— Еще бы! — воскликнул он. — Уж больно в вашем лесу свиньи водятся... неласковые!
Сбегав в детинец, он одолжил у воеводских кметей хорошую прочную рогатину. Кмети смеялись, спрашивая, неужели под Смоленском такие буйные и опасные грибы, и Зимобор смеялся вместе с ними, но на самом деле все знали, что вооружился он вовсе не напрасно.
В рощу они вошли с целой толпой женщин и детей, но там, собирая землянику, все постепенно разбрелись, и рядом с ними осталось лишь несколько человек: неразлучные Вертлянка с Нивяницей, за которыми увязался Печурка, какая-то девочка лет восьми, с длинной травинкой, на которую были нанизаны ягоды, старуха с лукошком и взлохмаченный мальчик лет шести-семи, с палкой, которая изображала меч и с шумом рубила траву.
Поглядывая на него и слушая его лихие крики, Зимобор вдруг вспомнил, как лет семнадцать назад он сам, еще маленький мальчик, ходил в лес по грибы и ягоды с девушками и детьми. Эта старуха с лукошком была вылитая их с Избраной нянька Баюлиха, теперь уже умершая. Многие старухи похожи друг на друга, особенно в глазах молодых; и сейчас Зимобор видел то же коричневое от многолетнего загара лицо, те же морщины — и тот же свет привычной заботливости, разлитый по каждой морщинке. Из-за этого лицо старухи, закопченное за целый век у печки и иссушенное в заботах о детях и внуках, кажется светлым и ясным. В таких старухах, вынянчивших множество своих и чужих детей, живет богиня-мать и богиня-бабушка; для них любое увиденное дитя — свое, и любое они с готовностью посадят на колени и будут нянчить, выполняя свое главное, незаменимо важное дело в жизни. Когда Зимобор видел такую старуху, по слабости зрения уже не способную отличить чужих детей и всех принимающую за своих, ему хотелось поклониться ей, как живому образу богини Макоши.
Собирая землянику и ликующим воплем встречая каждый найденный гриб — Зимобор тоже нашел два белых, большой и поменьше, едва показавший из травы коричневую шляпку, и вручил их Дивине с такой гордостью, словно обнаружил невесть какой клад, — они забрели уже довольно далеко от Радегоща. Отзвуки голосов и обрывки песен, время от времени доносившиеся до них, теперь смолкли. Дивина все время уводила их на полуденную сторону — на полуночи, как понял Зимобор, располагалось то самое Волхидино болото. Дети жевали «заячью капусту», Печурка все норовил увести Нивяницу подальше от глаз, но Дивина строгим голосом каждый раз звала их назад: время было неподходящее для уединения. Вертлянка с любопытством поглядывала на Зимобора.
— А что ты все с мечом-то ходишь? — посмеиваясь, спрашивала она. — Или опасаешься кого?
— Привык! — коротко ответил Зимобор.
Девушки дружно рассмеялись, и он сообразил, что ответил в точности словами болотника, которого прохожий спросил, отчего тот весь век живет в болоте. Как видно, с байкой деда Утеши здесь все были хорошо знакомы.
Вдруг Дивина подняла руку и знаком велела помолчать.
Все затихли, но не услышали ничего, кроме обычного шума леса.
— Послышалось мне, что ли? — Дивина пожала плечами. — Или кто-то из наших в такую глушь залез? Уж кажется, дальше нас некому быть?
— Не пора ли домой поворачивать? — намекнула старуха. — Уж грибов довольно набрали!
Свою потяжелевшую корзину она давно отдала Печурке с Нивяницей, которые тащили ее вдвоем, но возвращаться никто не хотел. Привычный, застарелый и властный голод был сильнее любого страха, и молодежь стремилась набрать грибов побольше.
Они прошли еще немного, и вдруг Дивина опять остановилась. Зимобор опустил наземь ее корзину и взял рогатину в правую руку. Вытянув шею вперед, Дивина напряженно прислушивалась и даже высвободила ухо из-под волос.
— Да неужели вы не слышите? — шепнула Дивина, немного послушав. — Вроде поет кто-то? Покричать, что ли?
— Ой, нет, не надо! — охнула Нивяница.
— Не пойти ли нам восвояси, в самом-то деле? — сказала Вертлянка, беспокойно оглядываясь.
— Поворачивай! — велела Дивина и взялась за корзину. — Нам теперь на солнце идти.
Солнце, правда, просвечивало сквозь легкие тонкие облака, но было неуютно. Здесь рос смешанный лес из берез и сосен, кое-где темнели небольшие ели, и под ногами был сплошной мох. Елочки стояли кучками, тесно прижавшись друг к другу, и покачивали ветками на ветру. Тогда казалось, что между ними кто-то ходит, прячется, и хотелось скорее уйти отсюда.
— Слышишь? — вдруг шепнул Зимобор и быстро глянул на Дивину.
— Еще как! — мрачно ответила она. — Песню целую слышу! Идет за нами.
— Кто идет? — Вертлянка в испуге обернулась.
— А... кто его знает! Не пугайтесь, не торопитесь, а то хуже заблудимся. Оно и хочет нас напугать и с пути сбить.
