Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 17
— Обезьяны? Занятно, — сказал Марко Поло. — Великий хан как раз подумывал о закупке большого числа обезьян.
— Лучших обезьян, чем наши, нигде не найти, — заверил Мак. — У нас есть обезьянки и обезьянищи, крикливые макаки, громадные гориллы, рыжие орангутанги — всех не перечислить. Можем поставлять ханскому зверинцу все существующие виды обезьян.
— Замечательно, — кивнул Марко Поло, — попозже мы обсудим в деталях эти поставки. Хан желал бы закупить и некоторое число павлинов, если вы не заломите слишком большую цену.
— Будьте покойны, — сказал Мак. — Цена божеская. В этот момент в разговор вмешался придворный маг:
— Из Офира, говорите? Из города неподалеку от Шебы?
— Совершенно верно, — ответил Мак. — Вы правильно представляете местонахождение моей страны.
— Это еще надо проверить, — проворчал волшебник.
— Надеюсь, вы найдете наш город на месте и в добром здравии, — сказал со смешком Мак, но больше никто не рассмеялся его шуточке.
Кублай-хан провозгласил:
— Добро пожаловать в мой дворец, доктор Фауст, посол страны Офир. Нам угодно побеседовать с вами через некоторое время, ибо — да будет это известно всем — мы любим выслушивать увлекательные рассказы о дивных далеких странах. Дорогой Марко, коего мы чтим как нашего сына, поведал нам множество чудесных историй, чем нас немало потешил. Однако всяк рассказывает по-своему и добавляет новое, а посему заслуживает быть выслушанным.
— Всегда рад услужить вашему величеству, — сказал Мак. Одновременно он отметил кислую мину на лице Марко Поло — тому пришлось явно не по душе появление конкурента-рассказчика. Судя по всему, в его лице Мак не приобрел друга при ханском дворце.
— Что скажет нам женщина? — спросил Кублай-хан. Мак зашипел на Маргариту:
— Отвечай, он к тебе обращается!
— Что он говорит? — отозвалась Маргарита. — Я ни слова не понимаю из этой тарабарщины!
— Я буду говорить от твоего лица, — сказал Мак и обратился к Кублай-хану: — Это Маргарита, моя верная спутница, которая, увы, не знает ни слова на вашем языке.
— Ни слова? Какая досада! А так хотелось бы выслушать ее историю!
— Я с готовностью переведу ее для вас, — отвечал Мак. — Хотя Маргарита такая восхитительная рассказчица, что перевод может только испортить ее повествование.
— В переводчике не будет нужды, — сказал Кублай-хан. — Недавно мы создали при дворце центр быстрого обучения монгольскому языку для наших подданных, не говорящих на этом языке, и для иноземных друзей. А что до вас, вы говорите на нашем языке безупречно.
— Премного благодарен за такие слова, — сказал Мак с низким поклоном. — У меня с детства был талант к языкам.
— А твоей женщине следует учиться. Объясни ей, что она должна приступить к урокам немедленно и не оставлять занятий, покуда не заговорит бегло на монгольском языке.
Мак повернулся к Маргарите:
— Слушай, я тебе сочувствую, но они собираются забрать тебя на учебу — хотят, чтобы ты как следует обучилась их тарабарщине.
— О нет! — взмолилась Маргарита. — Я и немецкой-то грамоте училась без большой охоты! И зареклась еще учиться!
— Не артачься, дурочка, — сказал Мак. — Не в моей воле тебе помочь.
— Проклятье! — тяжело вздохнула Маргарита. — Не путешествие, а черт знает что! Никакого удовольствия!
Но деваться было некуда, и пришлось ей покорно последовать во внутренние покои дворца в сопровождении двух желтолицых служанок.
Глава 2
По дороге в отведенные ему покои, куда его вел длинными галереями и коридорами слуга по имени Вонг, Мак обратил внимание на одну странную особенность. Огонь в фонаре Вонга время от времени начинал метаться, словно на сквозняке, в местах, где поблизости не было ни окон, ни дверей. Проходя мимо малиновой ленты, перекрывавшей вход в боковое ответвление коридора, Мак поинтересовался:
— А что в той стороне?
— Это коридор во флигель духов, — пояснил Вонг. — Там обитают духи покойных поэтов. Всем живущим вход туда воспрещен. Лишь самому хану и его слугам, жрецам искусств, позволено входить туда — и то лишь принеся с собой необходимые жертвоприношения.
— Что за жертвоприношения?
— Яркие разноцветные каменья, морские раковины, изумрудные мхи и разные другие вещи, любимые духами скончавшихся рассказчиков.
Вонг охотно поведал, что в мире мало царей, оказывающих такое гостеприимство, как Кублай-хан, а в пристрастии к историям всяких чужестранцев Кублай-хану просто нет равных. Этим он резко отличается от большинства монголов, которые достаточно равнодушны к другим землям и другому образу жизни. Хан поощряет людей со всего света приезжать в его дворец с рассказами о своих странах и тамошних обычаях. Причем он любит обстоятельные рассказы о семьях путешественников — чем подробнее, тем лучше. Благосклонность хана к заезжим рассказчикам простирается так далеко, что он выделил целое крыло дворца специально для приезжих.
И эта часть дворца — роскошная гостиница, едва ли не лучшая в мире, где примут всякого без предварительного заказа, без платы. Одно условие — яркий рассказ.
В ханском дворце бывают не только послы, но и нищие-попрошайки. Но нищие совсем особенного рода. В понимании хана можно иметь набитую мошну, но оставаться нищим, если тебе нечего рассказать. Во дворце привечали и одаривали именно такого рода нищих — у которых не было за душой ни одного по-настоящему интересного рассказа. Этих несчастных хан числил среди самых обездоленных мира сего и не жалел на них денег из своей казны.
Помимо роскошных чертогов для говорливых путешественников во дворце имелся флигель для странствующих душ усопших поэтов и рассказчиков. Кублай-хан верил, что души поэтов бессмертны и надвечные силы создали нарочно только для них особое небесное царство. Но души поэтов время от времени тянет обратно на Землю, ибо вдохновение поэтов во многом питается повторным посещением мест, где они испытали сладость побед или горечь поражений. Во время странствий по своим излюбленным деревенским тропинкам или по памятным городским улицам души поэтов становились уязвимы и подвержены влиянию смертных.
Согласно убеждению Кублай-хана, если в такие моменты кто-то из людей совершит правильные ритуальные действия, предложит душам достойные дары, то они направятся во дворец хана, ибо знают, что там их ждет сердечный прием. А когда они явятся во дворец, там их ждет все, что мило и бесценно для поэтической души: полоски мягкой шерсти, сияющие осколки зеркал, кусочки янтаря, античные серебряные монеты, морская галька причудливых цветов… Да, именно это, по общей молве, дорого душам усопших поэтов, и хан приказал собрать превеликое множество подобных предметов. Все они были разложены в покоях, отведенных для душ усопших поэтов. В этих покоях постоянно тлели благовония и горели свечи. И время от времени то одна душа, то другая забредала туда на упоительный праздник воспоминаний, навеваемых предметами этой коллекции. А на прощание душа — в благодарность — одаряла хана каким-либо прелестным поэтическим сном.
